Тони Моррисон - Песнь Соломона

Потом она купила белую блузку и ночную сорочку темно-бежевого цвета с кружевной отделкой в виде морской пены. Осталась только косметика.

В косметическом отделе ее окатило волной сладких, терпких, пряных запахов, и она жадно принялась читать напечатанные на ярлычках обещания. Накал примитивных бабьих страстей — поскорей, немедля увести его в мир взаимной жаркой тяги, где существуют только двое: он и она, — смешался с запахом «Эр дю там» Нины Риччи, «Флэр» Ярдли, «Нектароми» Тюваше и «Упоения» Д'Орсея, «Фракаса» Робера Пикэ и «Калипсо», «Виза», и «Бэнди», «Шантильи» Убигана, «Флер де Рекей» и «Беллоджии» Каро. Агарь втягивала в себя сладкий аромат, витавший над стеклянными прилавками. Улыбаясь, кружила она по отделу, как в трансе, и перед ее глазами скользили сверкающие, словно бриллианты, прилавки, а на них бутылочки, тонкие, как облатка, кружочки прессованной пудры, коробочки, флакончики, тюбики. В мягких белых ручках продавщиц на миг мелькали щенячьими язычками, высунувшись из футляров, ярко-розовые столбики помады. Тончайшая пудра и молочно-белые лосьоны сгрудились перед рекламными щитками, а впереди красовались другие щитки — с прекрасными сияющими лицами. Лицами, выражавшими восторг. Угрюмое торжество соблазнительниц, которые достигли своего. Агари казалось, она может бродить тут всю жизнь среди граненого стекла, ослепительных рекламных красоток, ароматов, атласа. Здесь изобилие. Здесь шик. Здесь любовь.

Лишь в половине шестого Агарь вышла из магазина, крепко сжимая в руках два бумажных пакета, битком набитых пакетиками поменьше. Она протащила их без передышки до парикмахерской Лилли.

— Укладку сделать не успеем, золотко, — сказала Лилли, заметив в дверях Агарь.

Та уставилась на нее неподвижным взглядом.

— Но мне нужно причесаться. Я не могу откладывать, — отозвалась она.

Лилли бросила взгляд на Марселину. Именно Марселине был обязан своим процветанием салон. Она была помоложе, недавно окончила курсы и умела сделать холодную завивку, которая держалась много дней. А Лилли по старинке накаляла щипцы докрасна и выливала целую унцию «составчика» на голову каждой клиентки. Те не перебегали к Марселине, но восторга не испытывали. Лилли спросила Марселину:

— Ты сможешь ее причесать? У меня ничего не получится, я уже вижу.

Марселина внимательно оглядела лохмы Агари.

— Вообще-то не хотела я сегодня оставаться допоздна. Я еще двоим назначила прийти. Восьмой день работаю без выходных.

Все молчат. Агарь глядит все так же, неподвижно, в упор.

— Ладно, — сказала Марселина. — Кому другому отказала бы, а ты уж приходи. В полдевятого. Волосы мытые?

Агарь кивнула.

- Ну, идет, — сказала Марселина. — Значит, в полдевятого. Но шикарной прически не ожидай.

- Удивляюсь на тебя, — фыркнула Лилли, когда за посетительницей захлопнулась дверь. — Только что ты завернула двух клиенток.

- Правильно, работать мне сегодня неохота, но с Агарью этой лучше не заводиться. Что угодно может отколоть. Вон какие штуки вытворяет со своим двоюродным, ну а уж со мной-то… я ей вообще — тьфу.

- Это та самая, которая встречалась с сыном Мейкона Помера? — Клиентка Лилли с любопытством подняла намыленную голову.

- Та самая и есть. Постыдились бы оба, и он, и она. Родственники ведь.

— Видно, ничего хорошего из их встреч не вышло, если она все норовит его убить.

- Он, кажется, вообще из города уехал.

- А ты бы не уехала на его месте?

— Как сказать. Знаю только, злить ее я ни за что не стану. Уж это точно.

- Между прочим, она никого не трогает, только его.

- Предположим. А Пилат? Пилат узнает, что я ее завернула, и тогда только держись. Ох, избаловали они свою деточку, ужас.

- Ты, кажется, заказывала рыбу в соседнем ресторане?

- А волосы как запустила. Надеюсь, она не рассчитывает на шикарную прическу.

— Слушай, позови его. Есть очень хочется.

— И кстати, совершенно в ее духе. Нет чтобы условиться накануне. Какое там. Явилась в конце дня черт-те с какими волосами, а прическу небось хочет как у кинозвезды.

Вероятно, сперва она собиралась где-то переждать. Или сходить домой, а в парикмахерскую возвратиться в назначенное время. Но она уже не принадлежала себе — ее подхватило и несло. С того момента, когда она увидела себя в маленьком зеркальце, вставленном в розовую пудреницу, она не могла остановиться. Словно втянула в себя воздух и не выпустит его до тех пор, покуда бешеная ее деятельность и неутомимость не обернутся такой ослепительной красотой, что он не устоит. Вот почему, выйдя из парикмахерской, она не глядела ни вправо, ни влево, а все шла и шла, не видя ни прохожих, ни светофоров, ни машин, ни затянутого тучами неба. Она вымокла до нитки, когда наконец поняла, что идет дождь, да и то заметила его лишь потому, что порвался один из пакетов. Она взглянула вниз: на обочине тротуара лежала аккуратно сложенная вдвое белая с яркой отделкой юбочка фирмы «Эван-Пайкоун», а до дома было очень, очень далеко. Она положила оба пакета на землю, подобрала с тротуара юбку и смахнула прилипшие к ней мелкие камешки. Торопливо сложила юбочку снова, но, когда хотела сунуть ее в пакет, он окончательно развалился. Агарь нагнулась и стала подбирать валявшиеся на земле покупки, и, пока она их собирала, дождь разгулялся, промочил насквозь ее густые волосы и струйками стекал по шее. Она подняла с земли коробку туфель «Кон Брио», небольшой пакетик — перчатки от «Ван Раальте» — и еще один, где находилась ночная сорочка с кружевной отделкой в виде морской пены. Все это она засунула во второй пакет. Двинулась было дальше, но пакет стал слишком тяжелым, чтобы нести его одной рукой; она прижала его к животу и медленно зашагала, придерживая свою ношу обеими руками. Не прошла она и десяти шагов, как у пакета вывалилось дно. Агарь наступила на «Багрянец джунглей», сразу после этого ей под ноги попали «Полутона юности», а потом она с отчаянием обнаружила, что облатка «Рассветного зарева» упала в лужу. «Багрянец джунглей» и «Полутона» не пострадали, зато «Рассветное зарево» перевернулось вверх дном, выпало из коробки, и от каждой дождевой капли над облаткой облачком вздымался нежный полупрозрачный дымок. Агарь с большим трудом собрала остатки пудры и снова положила в пакет.

Пока она добралась до Дарлинг-стрит, ей пришлось дважды останавливаться и собирать с земли свертки. Но вот она наконец оказалась у порога домика Пилат, промокшая, растерянная, еле держась на ногах, неуклюже прижимая к животу свертки. Реба так обрадовалась, увидев дочь, что стиснула ее в объятиях, причем «Шантильи» и «Бэнди» упали на пол. Агарь резким движением вырвалась из ее объятий.

— Я спешу, — прошептала она. — Я спешу.