Джойс Оутс - Блондинка. Том II

А вот что точно нравится Мэрилин, так это фортепианная музыка! Мы наблюдали за ней в «Баллокс», видели, как она слушает игру какого-то старичка пианиста. Может, она и притворялась, но лично я так не думаю. В глазах ее стояли слезы. И еще было видно, что она не носит лифчика, потому что соски так и выпирали через тонкую ткань.

В своей новой, еще толком не обставленной квартире на Фонтейн-авеню Норма Джин устроила возле кровати нечто вроде Пантеона великих мира сего, чьи портреты усердно вырезала из книг и журналов. Среди всех выделялся портрет Бетховена какого-то неизвестного ей художника — мощный лоб, огненный взгляд, всклокоченная грива волос. Бетховен, музыкальный гений. Для которого пьеска «Fur Elise» была мелкой поделкой, незначительным пустячком.

В Пантеоне присутствовали также Сократ, Шекспир, Авраам Линкольн, Вацлав Нижинский, Кларк Гейбл, Альберт Швейцер и один американский писатель, недавно получивший Пулицеровскую премию за драматургию.

После «Fur Elise» пианист сыграл еще несколько прелюдий Шопена, затем мечтательную и томную мелодию Хоаги Кармишеля «Темно-пурпурный». И последнее тоже, казалось, не было случайностью, потому что единственной красивой песней в фильме «Джентльмены предпочитают блондинок» было как раз сочинение мистера Кармишеля — «Когда любовь уходит, идет все кувырком». Ее там поет Лорелей Ли. Норма Джин продолжала благоговейно слушать. Она наверняка опоздает сегодня на несколько деловых встреч, в том числе не явится на самую важную — со своей костюмершей. К тому же она обещала Бывшему Спортсмену, находившемуся сейчас в Нью — Йорке, быть дома ровно в четыре, он должен звонить. Норма Джин пыталась вспомнить, видела ли последнее время Клайва Пирса в каких-нибудь фильмах. Нет, несмотря на весь свой талант, он явно вышел из обоймы; и его контракт со Студией, должно быть, давным-давно разорван. Надо же, опуститься до такого, развлекать покупателей в магазине! Она с удовольствием помогла бы ему, если б могла. К примеру, сняться в какой-нибудь проходной рольке в «Джентльмены предпочитают блондинок». А может, он будет играть там на пианино? «Это самое меньшее, что я могу для него сделать. Ведь я обязана этому человеку столь многим!»

У пианиста наступил перерыв. Норма Джин восторженно захлопала в ладоши и подошла к нему поближе.

— Мистер Пирс? Вы меня помните? Норма Джин.

Клайв Пирс поднялся с табурета и долго и удивленно смотрел на нее.

— Мэрилин Монро? Неужели это вы?..

— Да, да… теперь это я. Но на самом деле я Норма Джин. Помните? Хайленд-авеню? Глэдис Мортенсен?.. Мы жили с вами в одном доме.

Одно веко у мистера Пирса как-то странно опустилось. На обвисших щеках — тонкая, еле заметная сеточка вен. Но вот он широко улыбнулся и заморгал — словно в глаза ему ударил ослепительный свет.

— Мэрилин Монро!.. Я польщен.

В своем строгом наряде, черном фраке с белой бабочкой и ярко начищенных черных туфлях, Клайв Пирс напоминал частично оживший манекен. Норма Джин протянула ему руку для теплого рукопожатия, теперь она делала это смело и уверенно, ибо стала одной из тех, чьи руки люди всегда пожимают с удовольствием (и даже ласково так норовят задержать в своей ладони). И мистер Пирс схватил обе ее руки и не сводил с нее удивленного и восхищенного взгляда.

— Вы ведь Клайв Пирс, я не ошиблась?

— О, э-э, ну, да, конечно, это я. А откуда вы меня знаете?

— На самом деле я Норма Джин Бейкер. Или же Норма Джин Мортенсен, если вам угодно. Вы знали мою мать, Глэдис. Глэдис Мортенсен, помните? Вы были ее соседом и другом. Жили вместе на Хайленд-авеню, ну, вспомнили? В 1935-м.

Клайв Пирс рассмеялся. Изо рта у него как-то странно пахло — так пахли медные монетки, если их долго сжимать во влажной ладони.

— Так давно! Но вас же тогда еще на свете не было, мисс Монро!

— Еще как была, мистер Пирс. Тогда мне было девять. И вы учили меня играть на пианино. — Норма Джин изо всех сил сдерживалась, не хотела, чтобы голос ее звучал умоляюще. Краем глаза она успела заметить собравшуюся чуть поодаль кучку зевак. — Ну, неужели вы меня не узнаете, мистер Пирс? Я была совсем м-маленькой девочкой. И вы учили меня играть «Fur Elise».

— Чтобы маленькая девочка играла «Fur Elise»?.. Но, дорогая, я сильно сомневаюсь…

Теперь у мистера Пирса возникло на лице подозрительное выражение — выражение человека, которого хотят одурачить.

— Мою маму… звали Глэдис Мортенсен. Неужели в-вы и ее не помните?

— Глэдис?..

— И вы были любовниками, так мне кажется. П-просто я хотела с-сказать, вы любили мою маму. Она была такая к — красавица и…

Седовласый джентльмен улыбнулся Норме Джин, едва ли не подмигнул ей игриво. Вашу мать? Какую-то женщину? Нет.

— Моя дорогая, вы точно спутали меня с кем-то другим. Все британцы на одно лицо в этом городе мишурного блеска. [10] Одно из образных названий Голливуда.

— Мы жили в одном доме, мистер Пирс. Под номером восемьсот двадцать восемь, на Хайленд-авеню, в Голливуде. В пяти минутах ходьбы от Голливуд-Боул.

— Голливуд-Боул! Да-да, припоминаю этот дом. Совершенно чудовищная развалюха, кишащая тараканами. Слава Богу, я прожил там совсем недолго.

— А потом моей маме стало плохо. Приехали врачи и забрали ее в больницу, помните? А вы были моим дядей Клайвом. Вы с тетей Джесс отвезли меня в сиротский п-приют.

Тут мистер Пирс насторожился. Нахмурился, помрачнел.

— Тетя Джесс? Это что же, очередная дамочка, претендующая на роль моей жены?

— О, нет-нет. Это просто я вас так называла. Вернее, это вы захотели, чтобы я вас так называла. Вас и ее. Но я почему — то не м-могла. Неужели не помните? — Теперь в голосе Нормы Джин звучала откровенная мольба. И она подошла совсем уже близко к этому пожилому господину, который был на несколько дюймов ниже ростом, чем ей помнилось, чтобы любопытные не смогли их расслышать. — Вы учили меня музыке, на таком маленьком пианино цвета слоновой кости. Мама получила его в подарок от Фредерика Марча…

Тут вдруг Клайв Пирс прищелкнул пальцами.

— Мое пианино! Ах, ну да, конечно! Оно до сих пор у меня, дорогая!

— У вас м-мамино пианино?!

— Это мое пианино, дорогая.

— Но… каким образом вы его заполучили?

— Каким образом заполучил? Так, дайте-ка вспомнить… — Клайв Пирс нахмурился и затеребил пальцами губы. Глаза сузились, брови сошлись к переносице — так напряженно он пытался вспомнить. — Полагаю, что домовладелец забрал себе кое-какие вещи вашей мамы в качестве компенсации за неуплату. Она ему сильно задолжала. Да, теперь я точно помню, именно так оно и было. Пианино немного пострадало во время пожара… да, помню, и пожар там точно был. Ну, и я купил его. Привел в порядок, и вот с тех пор оно у меня. Очаровательное маленькое пианино, никогда и ни за что с ним не расстанусь.