Джойс Оутс - Блондинка. Том II

— О, пожалуйста, только не смотрите на меня! Вы не будете меня фотографировать, обещаете? — Правильно советовала тогда тетя Элси: Все очень просто. Главное держаться от них подальше. Примерно так же по большей части Норма Джин занималась любовью. Лежала недвижимо, счастливо улыбаясь в предвкушении, нежная, неуверенная в себе и надеющаяся, и открывала себя своему любовнику. Дарила себя своему любовнику — разве не этого и только этого хотят по-настоящему все мужчины? К ее удивлению, Бывший Спортсмен оказался очень нежным, хоть и неутомимым любовником". Мужчина постарше, типа В., потел, задыхался и был благодарен. И никогда бы Бывший Спортсмен, джентльмен с головы до пят, не стал бы над ней смеяться или дразнить ее, как Близнецы. Никогда им не прощу, ни за что!

Вот подходящий заголовок для «Сплетника»: «СЕНСАЦИОННОЕ ПУБЛИЧНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ: СЕКС-СИМВОЛ МЭРИЛИН СПРАШИВАЕТ: «А ТРАХАТЬСЯ — ЭТО ГЛАГОЛ???» Смейтесь, смейтесь.

И она тоже смеялась. Потому что Доктор щекотал ее резиновыми пальцами. Вездесущие пальцы, они проникали буквально повсюду, вонзались в нее. Оглаживали, как пальцы дяди Пирса, ее бока, заползали в щелочку ее маленькой круглой попки, точно расшалившаяся мышка. И тут же выскакивали обратно — так быстро, что ты и заметить не успевала, что Мышка побывала там. Кодеин притупил ее ощущения, она пребывала в том состоянии, когда чувствуешь боль словно на расстоянии. Похоже на крики, доносящиеся из соседней комнаты. Доктор говорил: пожалуйста, не сопротивляйтесь. Лежите смирно. Боль будет минимальна. Всего один укол — и вы погрузитесь в легкий приятный сон. Нам бы не хотелось удерживать вас силой. «Погодите! Нет. Это какая-то ошибка. Я…» Она отталкивала его руки. Резиновые руки. Она не видела их лиц. Слепил свет над головой. Возможно, она попала в слишком отдаленное будущее, и солнце расширилось и заполнило собой все небо. «Нет! Это не я!»

Слава Богу, ей все-таки удалось соскочить с этого стола. Они кричали что-то ей вслед, но она убежала.

Бежала босая, задыхаясь. О, она может убежать! Пока еще не поздно! Она мчалась по коридору. В нем висел запах дыма. И все равно еще не поздно. Теперь наверх, по ступенькам, дверь была не заперта, и она толчком распахнула ее. Ну, вот, снова знакомые лица! Мэри Пикфорд, Лью Эарс, Чарли Чаплин. О, Маленький Бродяга!.. Чарли — вот кто был ее настоящим отцом. Эти глаза! В соседней комнате послышался приглушенный звук. Да, там находилась спальня Глэдис. Входить туда ей запрещено, но ведь теперь Глэдис там нет. И она вбежала, и увидела бюро. А в нем — ящик, и она должна его открыть. Она дергала, дергала, дергала за ручку этого ящика. Что-то заело? Хватит ли ей сил открыть его? Наконец она все же открыла, и там лежал младенец, дрыгал крошечными ручками и ножками, ловил открытым ротиком воздух. Норма Джин и сама задыхалась, ей хотелось плакать. Крик! Холодный стальной расширитель вошел в ее тело между ног. И они принялись потрошить ее, как потрошат рыбу. Ее внутренности стекали по этому расширителю. Голова ее металась из стороны в сторону, она кричала, пока надувшиеся на горле сухожилия не перехватило.

Младенец крикнул. Всего один раз.

— Мисс Монро? Пожалуйста. Пора.

Надо сказать, уже давно пора. Сколько они звали ее? Деликатно стучали в дверь гримерной. Минут сорок просидела она перед зеркалом, безупречно причесанная, с безупречно наложенным макияжем. Сидела в трансе в роскошном ярко — розовом шелковом халате, в перчатках до локтя, и верхняя часть ее великолепных грудей была обнажена, и сверкающие фальшивые драгоценности дрожали и переливались в ушах, обвивали ее прелестную шейку. И эти словно лакированные губы, они же причинное место, были самим совершенством. Пора. Пора исполнить песню: «Бриллианты — лучшие друзья девушки».

Монро была безупречна. Настоящая профессионалка. Она запоминала каждое слово, каждый слог, каждую нотку, каждый такт и работала с точностью часового механизма. Она не была «персонажем», «ролью». Очевидно, она обладала способностью уже видеть себя в фильме, как мультипликатор. И эту мультипликацию она могла контролировать как бы изнутри. Она контролировала и учитывала все: в том числе и как воспримут мультипликацию люди посторонние, когда в зале погаснет свет.

В этом была вся Монро. Вся она была в фильме, была образом, который однажды увидят и полюбят зрители.

Однажды меня послали за ней. Я постучал в дверь, потом приложил к двери ухо и, готов поклясться, услышал там крик младенца. Не громкий, и вообще маловероятно, чтобы в той комнате был младенец. Но я точно слышал его крик. Всего один.

Непременно найдутся наблюдатели, которые будут рассматривать этот обреченный с самого начала брак в ретроспективе, словно анатомируя труп. И они непременно станут задаваться вопросом, было ли предложение таковым, каким ему положено быть, а не вынужденным признанием свершившегося факта.

Бывший Спортсмен тихо говорил Блондинке Актрисе: Мы любим друг друга, нам пора пожениться.

В воздухе повисала пауза. И в этой мертвенной тишине Блондинка Актриса шептала: О да! Да, дорогой! А потом смущенно и с нервным писклявым смешком добавляла: Н-наверное!..

(Слышал ли Бывший Спортсмен это последнее слово? Все свидетельствует в пользу того, что нет. Слышал ли Бывший Спортсмен какие-либо другие слова, исходящие из уст Блондинки Актрисы и оскорбляющие его гордость и достоинство? По всей видимости, нет.)

А потом они принимались целоваться. И приканчивали бутылку шампанского. И занимались любовью (или то было в другой раз?) — нежно и с какой-то почти детской надеждой. (И место для этого было выбрано соответствующее — апартаменты в гостинице «Беверли Уилшир» под названием «королевские». Студия поместила Мэрилин Монро в эту гостиницу на одну ночь, после гала-приема на пятьсот гостей по случаю премьеры нового фильма, «Джентльмены предпочитают блондинок». О, что за волшебная то была ночь!) И вдруг Актриса Блондинка неожиданно разрыдалась. И Бывший Спортсмен был глубоко тронут, и сделал то, что делают теперь только любовники в сопливых мыльных операх или герои фильмов сороковых, — сцеловал со щечки любимой каждую слезку.

Говорил при этом: Я так тебя люблю.

Говорил при этом: Я хочу защитить тебя от всех этих шакалов.

Говорил с мальчишеской агрессивностью, приподнявшись над ней на локтях и оглядывая ее всю, как оглядывают путешественники опасную горную или болотистую местность в благодушном заблуждении, что ее не только можно пересечь, но и извлечь из этого море удовольствия и приключений: Хочу увезти тебя отсюда. Хочу, чтобы ты была счастлива.