Джеймс Морроу - Единородная дочь

Бесчестье, шептал океан. Позор, язвительно упрекал ветер. Перед глазом-фантомом строка за строкой пробегали цифры. Вот данные о добыче газа, угля, вот — об урожае пшеницы, вот — о производстве сухого молока. И надо всеми этими цифрами одно емкое, страшное слово — инфляция. В Республике Билли Милка за мешок муки отдавали мешок денег. Позор, бесчестье. Угольные шахты Раританской бухты и нефтяные вышки на Гудзоне обходились трентонской хунте в восемьдесят пять тысяч мамонов в день. Сумма, которую американский Конгресс не горел желанием оплачивать. Позор, бесчестье, инфляция, долги, и, что страшнее всего, до сих пор никакого Второго Пришествия. Да, Цирк отвлекал его подданных от мыслей о трудностях и лишениях, но что толку, если миссию Билли его же народ так до конца и не понял. Билли до крови прикусил губу: он заслуживал эту боль. Во рту появился металлический привкус. Сколько еще грешников должны принять мученическую смерть на арене Цирка, прежде чем наступит Второе Пришествие? Сколько еще будут гореть костры инквизиции, греметь залпы расстрелов? Сколько еще раз отравленные стрелы пронзят тела грешников? И сколько раз карающий меч обрушится на нечестивые головы?

А тут еще с сыном такое. Архиепископ Тимоти был преданным слугой Церкви, целеустремленным, богобоязненным. Но было в нем и нечто такое, не поддающееся определению, что настораживало и угнетало. Его рвение было чистым божественным порывом, но «Спаситель не придет, пока его подданные не научатся мужественно сносить страдания», — уверенно заявлял Тимоти, гася пальцами свечу. «Архиепископ должен уметь переносить боль», — пояснял он, загоняя под ногти иглы и насыпая в туфли битое стекло.

По морщинистой щеке Билли скатилась слеза. Господь отнял у него жену, но одновременно подарил сына. Билли старался как мог. Каждую вторую пятницу — закупка подгузников, поход в супермаркет за «Симилаком», сушеным бататом и мерными ложечками для микстуры, чтобы снять боль воспалившегося ушка. Тысячи посещений игровых площадок и детских садов. Пытаясь заменить сынишке обоих родителей, он устраивал для него праздники и дни рождения. На четырехлетие у них собрались такие же слепые детишки, как и Тимоти. Они проявляли небывалую сноровку, цепляя ослику на потерянный хвостик. На пятилетие они устроили карнавал любимых библейских персонажей. Шестой, седьмой, восьмой день рождения Он старался изо всех сил… А в итоге? В итоге сын обзаводится шкафом, в котором вместо поясов и галстуков висят разнообразные кнуты и плети. Куда же это годится? Ведь его сын был избран, ангелы вернули ему зрение. Взгляд Билли скользнул к мемориальной арене Томаса Торквемады, огромному амфитеатру, заполненному восторженными зрителями. На посту у западных ворот возвышалась двадцатиметровая мраморная статуя святого Иоанна Богослова, принимающего Божественное Откровение. Левая рука сжимает перо, правая держит каменную скрижаль, в которую талантливый инженер, потомок создателя Стадиона Гигантов, встроил огромный телемонитор. Представление было в разгаре. На экране стоит привязанный к деревянному столбу человек: папист, отсюда и наказание. Такое же понес святой Себастьян. Десять арлекинов в расшитых драгоценными камнями трико зарядили свои арбалеты.

Билли чувствовал, что его подданные неверно трактовали понятие инквизиции. Слово говорит само за себя: инквизиция — это прежде всего опрос. Целью суда должно стать возвращение заблудших овец в стадо, а вовсе не кровопролитие. Пытки — это крайняя мера убеждения. Наиболее серьезные сомнения Билли были связаны с аутодафе. Даже в средневековой Испании на кострах сгорело менее трех тысяч человек — ничтожная доля всех дел, прошедших через церковные суды.

Билли вернулся к столу и раскрыл верхнюю папку. Единственным глазом он бегло просмотрел показания свидетелей, помеченные «Виновен» и «Не виновен». «Подсудимый, называющий себя братом Зетой, был задержан во время отправления религиозных обрядов «неопределенщиков» в заброшенном подземном переходе в Гобокене», — писал Гарри Фелпс, бывший ортодонт, ныне — генерал инквизиции.

Билли взял ручку и подписал приговор. Рука, санкционировавшая экзекуцию, была морщинистой и бледной, с голубыми жгутами вен. Прожитые годы тяжелой печатью легли на эту длань. Но чего, в сущности, он за все эти годы достиг? Создал Республику Верующих, построил Новый Иерусалим. Само по себе это очень даже неплохо. Но Бог подарил Билли высшее благо — отцовство, а тут он потерпел фиаско. Бог назначил его привратником для встречи Иисуса, а он не оправдал доверия.

В кабинет вбежал его адъютант, раскрасневшийся и запыхавшийся. Улыбка свидетельствовала о том, что он принес добрые вести. Славный парень этот Питер Скорца, настоящий верующий, воин, который мог бы защищать Святую землю от посягательств неверных тысячу лет назад. Подумать только: когда-то он заведовал химчисткой в Тинеке.

Так, значит, добрые новости. Или даже… сама Благая Весть, Второе Пришествие? Да нет, скорее новости имели отношение к человеку, что вошел вслед за Питером, мужчине с лицом херувима, одетому в коричневые вельветовые брюки и синий мягкий джемпер.

— Он у нас работает, — пояснил Питер, — вывозит грешников за пределы города. Его зовут Ник.

— Ник Шайнер, — представился херувим. — Это большая честь, отче. Я имею в виду, не трупы возить, а разговаривать с вами.

Билли вперил свой монокулярный взгляд в Питера. Если к людям положения Ника Шайнера обращаться непосредственно, то в конце концов, пользуясь возможностью, они начинают делиться своим бесценным, с их точки зрения, мнением о налогах и урожае пшеницы.

— Мистер Шайнер чем-то недоволен?

— Он пришел по другому поводу, — подтолкнул Ника Питер.

— Я бы, конечно, не возражал против парочки контрамарок при случае, — поспешил вставить водитель грузовика.

— Он видел кое-кого, — пояснил Питер, — в Кэмдене.

— Я уверен, что это она, — затараторил Ник Шайнер. — Я запомнил ее по той фотографии, которую печатали в газете. Постарела, конечно, но это она.

— Что мистер Шайнер имеет в виду? — Билли не сводил глаз с креста «За выдающиеся заслуги», который Питер получил за истребление семьи содомитов в восточном Оранже.

— Шейлу из «Луны», — пояснил Питер.

— Шейлу из «Луны», — поддакнул Ник Шайнер.

Взгляд Билли переметнулся на посетителя, внезапно став как бы бинокулярным. Здоровый глаз и глаз-фантом нашли общую цель.

— Она?!

— Она.

— В Кэмдене?

— Она поцеловала этого толстяка, а тот показал на нее и закричал «Шейла». А потом они оба сбежали в Филадельфию на мусорной шаланде.

— На мусорной шаланде?

— Мне кажется, в этом был особый смысл.