Ирен Немировски - Французская сюита

Прожив год в гостинице, семья Эпштейнов сняла наконец просторный дом в городке. Мишель переложил в стихи таблицу умножения для Денизы. Ирен, трезво оценивая обстановку, не сомневалась в трагическом исходе, но, несмотря на это, много читала и продолжала писать. Каждый день после завтрака она покидала дом. Иной раз проходила десять километров, прежде чем находила место, которое ее устраивало, и тогда принималась за работу. После обеда она уходила опять и возвращалась только к вечеру. С 1940 по 1942 год издательство «Альбен Мишель» и антисемитская газета «Гренгуар» печатали ее рассказы под псевдонимами Пьер Нерей и Шарль Бланка.

На протяжении 1941 и 1942 годов Ирен Немировски, которая, как и ее муж, носит желтую звезду, пишет в Исси-Левек «Жизнь Чехова» и «Огни осени» (они появятся в печати только весной 1957 года) и вынашивает честолюбивый замысел «Французской сюиты», у нее достанет времени написать две части и поставить слово «конец». Первая часть, «Июньская фоза», это сменяющие друг друга картины бегства; вторая, «Дольче», написана в форме романа.

Немировски по своему обыкновению делает заметки по ходу работы, записывает свои размышления по поводу ситуации во Франции. Она набрасывает список персонажей, главных и второстепенных, выверяет, правильное ли отвела им место. Она мечтает о книге в тысячу страниц, построенную, как симфония, но в пяти частях. Со сменой ритмов, тональностей. Образцом она видит Пятую симфонию Бетховена.

12 июня 1942 года, незадолго до своего ареста, она сомневается, хватит ли у нее времени на то, чтобы завершить свой грандиозный замысел. У нее предчувствие, что жить ей осталось совсем немного. Но она продолжает делать записи и работать над книгой. Свои записи, трезвые и жесткие, она называет «Заметки о состоянии Франции». Эти заметки свидетельствуют, что Ирен Немировски не строит никаких иллюзий ни на счет отношения инертной массы французов, «ненавистной» массы, к поражению и сотрудничеству с немцами, ни на счет своей собственной участи. Не ее ли рукой выведено на первой странице:

Немировски обличает страх, трусость, готовность к унижениям, преследования, резню. Она одна. В литературной и издательской среде лишь единицы готовы к отказу от сотрудничества с врагом. Каждый день она идет встречать почтальона, но писем для нее нет. Она не пытается избегнуть уготованной ей судьбы, укрывшись, например, в Швейцарии, которая хоть и скупо, но принимает евреев из Франции, в первую очередь женщин и детей. Ирен остро чувствует, что всеми покинута, и 3 июня пишет завещание в пользу няньки своих детей, чтобы та могла заниматься ими в случае, если отец и мать погибнут. Ирен дает точные указания, перечисляет все имущество, которое ей удалось спасти и которое может принести деньги для оплаты дома, отопления, услуг садовника, на покупку плиты. Садовник должен заняться огородом и обеспечивать их овощами на тот период, пока продукты распределяются по карточкам. Она указывает адреса врачей, которые наблюдают за девочками, определяет режим питания. Ни слова возмущения. Четкое осознание того положения, в котором она находится. Иными словами, осознание безнадежности.

3 июля 1942 года она пишет: «Ясно, к чему идет, если только все это не затянется, а затянувшись, не усугубится. Скорей бы конец, хороший или дурной!» Ситуация представляется ей серией ударов, от которых она должна погибнуть.

11 июля 1942 года она работает в сосновом лесу, усевшись на свой синий свитер, «подобрав ноги, словно на плоту, среди океана пожухших листьев, сбитых ночной грозой».

В тот же день Немировски пишет литературному директору в издательстве «Альбен Мишель» письмо, и оно не оставляет сомнений в ее уверенности, что ей не выжить в войне, которую немцы и их союзники объявили евреям: «Дорогой друг… думайте обо мне. Я много написала. Полагаю, это будут посмертные публикации, но для этого должно пройти время».

3 июля 1942 года французские жандармы позвонили у дверей Ирен Немировски. Они пришли за ней. 16 июля ее отправили в концентрационный лагерь Питивье, а через день, эшелоном № 6, - в Освенцим. Ослабев, пройдя через ревир, [1] Ревир (нем. Revier) — лечебная часть в Освенциме, куда помещали неспособных к работе узников. Периодически эсэсовцы забирали оттуда обессиленных людей и отправляли в газовые камеры. (Здесь и далее, за исключением оговоренных случаев и не перевода иноязычных фраз, примеч. французского издателя.). Ирен Немировски была занесена в списки лагеря уничтожения Биркенау и погибла 17 августа 1942 года.

Ирен увезли, но Мишель Эпштейн еще не понял, что арест и депортация означают гибель. Каждый день он ждет ее возвращения, и на стол ставят для нее прибор. Погружаясь в безысходность, он живет вместе со своими дочками. Он пишет маршалу Петену, объясняя, какое у его жены слабое здоровье, и просит разрешения занять ее место в трудовом лагере. Ответом правительства Виши будет арест Мишеля в октябре 1942 года. Его отправят сначала в Крезо, затем в Дранси, где в описи изъятых у него вещей значится, что у него конфисковали 8500 франков. 6 ноября 1942 его депортируют в Освенцим и по прибытии отправят в газовую камеру.

Сразу же после ареста Мишеля жандармы явились в коммунальную школу, чтобы забрать маленькую Денизу, но учительнице удалось спрятать девочку у себя в квартире, в простенке между стеной и кроватью. Французские жандармы продолжили свои поиски, они искали дочерей Ирен, готовя девочкам участь их родителей. Няне хватило ума и присутствия духа на то, чтобы отпороть желтые звезды с одежды Денизы, после чего она вместе с девочками тайком пустилась в путь через всю Францию. Многие месяцы они проведут в стенах монастыря, а потом в подвалах в окрестностях Бордо.

После войны девочки, потеряв надежду вновь свидеться со своими родителями, обратились за помощью к бабушке, которая спокойно и с комфортом прожила все годы войны в Ницце. Бабушка даже не вышла к внучкам, крикнув через закрытую дверь: если родители умерли, отправляйтесь в сиротский дом. Фанни Немировская умерла в возрасте ста двух лет в своей просторной квартире на улице Президента Вильсона. В ее сейфе не нашли ничего, кроме двух книг дочери — «Иезавели» и «Давида Гольдера».

История опубликования «Французской сюиты» граничит с чудом и заслуживает отдельного рассказа.

Приготовившись бежать, няня с двумя детьми забрали с собой чемодан, где лежали семейные фотографии, документы и последняя рукопись писательницы — листки, исписанные мельчайшим почерком в целях экономии чернил и плохой военной бумаги. В этом произведении Ирен Немировски нарисовала безжалостный портрет Франции — расслабленной, побежденной, оккупированной. Чемодан странствовал с Денизой и Элизабет Эпштейн от одного недолговечного укрытия к другому. Первым был католический пансион. Только две монахини знали, что маленькие девочки — еврейки. Денизе дали дру- roe имя, но она никак не могла привыкнуть к нему, и в классе ее приходилось призывать к порядку, потому что она на него не откликалась. Жандармы настойчиво продолжали свои розыски, не имея, видимо, другой, более важной задачи, как только отдать двух еврейских детей в руки нацистов, и, в конце концов, они напали на их след. Девочки покинули пансионат. В погребах, где они провели не одну неделю, Дениза получила плеврит; те, кто ее прятали, не решились отвести девочку к врачу и лечили ее одной сосновой смолой. И опять девочки под угрозой обнаружения, и снова они вынуждены бежать с драгоценным чемоданом, который всегда собран на случай тревоги. Прежде чем подняться в вагон, няня приказывает Денизе: «Спрячь свой нос!»