Савако Ариёси - Кинокава

По твердому убеждению Ханы, получившей воспитание в доме Кимото, главным человеком в семье должен быть старший сын. Фумио и в голову не приходило соперничать с братом. Напротив, она очень его уважала и за личные качества, и за успехи в учебе. Но после отъезда в Токио самомнения и заносчивости у нее явно прибавилось.

Вторая дочь, Кадзуми, родилась через год после Фумио; Утаэ, третья, еще через два года. Томокадзу, второй сын, был на пять лет младше Утаэ. Малыши души не чаяли в Фумио, и она неизменно отвечала им взаимностью, окружала их заботой. Тут уж Хана не могла пожаловаться на старшую дочь.

Но по какой-то неведомой причине Фумио относилась к матери крайне враждебно и постоянно критиковала ее. Вмешательство Ханы после увольнения господина Тамуры привело девушку в бешенство. «Ну зачем вы полезли в мои дела, мама? Я собиралась бороться до самого конца, даже если бы меня выгнали из школы. Я бы приняла все, что меня ожидало, и посвятила бы жизнь борьбе за справедливость!» Если кто-то не выдерживал и осмеливался прервать ее дерзкие выступления, Фумио тут же заливалась слезами: «Что было не так с господином Тамурой? Школьная администрация должна ответить за его увольнение!» Затем она произносила пылкую обличительную речь, непременно заканчивая ее словами: «В самом деле, мама, вы безнадежно старомодны! Вот увидите, вы станете врагом всех японских женщин, если будете и дальше держать меня в кандалах. Как представительница одного с вами пола, я скажу: это непростительно! Если бы вы не были моей матерью…» И так изо дня в день. Эмоции хлестали через край, и в итоге Фумио переходила на вой. Если бы в этот момент ее услышал кто-то из посторонних, шансы найти ей приличного мужа сравнялись бы с нулем.

Хане ничего не оставалось, как руководить обучением дочери из-за кулис. Особенно взыскательно она относилась к урокам традиционных японских искусств – чайной церемонии, икэбаны и игры на кото, – поскольку считала, что они воспитывают в девушках скромность и утонченность. Фумио же в свою очередь демонстрировала неприкрытое презрение к подобным занятиям. Однако, если уж Хана что решила, она гнула свою линию, не обращая ни малейшего внимания на яростное сопротивление дочери, и той ничего не оставалось, как только смириться.

Когда Фумио выразила желание продолжить образование, Хана заявила:

– Я позволю это, если ты по-прежнему будешь брать уроки искусств.

В тот момент Хана не собиралась взвешивать все «за» и «против» поступления дочки в училище. Просто она хотела, чтобы Фумио успешно окончила Школу для девочек.

Кадзуми и Утаэ уродились совсем другими: обеих с самого детства наставляли быть тихими и скромными, обе усердно учились безо всякого принуждения со стороны матери. У четырнадцатилетней Утаэ проявились музыкальные способности, и она по своей инициативе взялась осваивать не только кото, но и сямисэн. [57]

«Если ваше кото не нужно ни Фумио, ни Кадзуми, можно мне его взять, матушка?» – спросила однажды Утаэ.

Утаэ и Фумио являли собой две противоположности. Материальные блага совершенно не интересовали Фумио; она ни разу не попросила новое кимоно или туфли, не говоря уже о кото. Если бы никто к ней не приставал, она могла бы годами носить старую, расползающуюся по швам одежду. Большинство девочек в школе взбивали волосы, чтобы выглядеть привлекательно, но Фумио все четыре года проходила с одной прической – посередине пробор, на затылке волосы перехвачены лентой. После занятий она принимала участие в марафонских забегах. Она также общалась с девочками, которые зачитывались романами, и обсуждала с ними новые веяния в художественной литературе. К концу дня Фумио окончательно выбивалась из сил.

«Я выпускаю ее из дому в аккуратном кимоно, но она постоянно возвращается обратно в таком виде, как будто побывала на поле брани», – вздыхала Хана. Сколько раз ее материнское сердце разрывалось от боли при взгляде на растрепанную дочь.

А потом вдруг все переменилось. Фумио, как и прежде, прибегала домой с перекошенным воротником, но с начала осени – вскоре после того, как и учителя, и родители решили позволить ей продолжить учебу, – не могла думать ни о чем другом, как только о Токийском женском училище, высшем образовательном заведении, которое открылось в 7-м году Тайсё. [58]Теперь она постоянно витала в облаках.

– Все будет в порядке. Сэйитиро в Токио. Дать им обоим высшее образование – идея неплохая. В конце концов, я тоже скоро буду постоянно наведываться в столицу, – сказал Кэйсаку.

Он сразу согласился отпустить Фумио, но Хана очень переживала по этому поводу – боялась, что без присмотра дочь окончательно отобьется от рук.

– Как насчет Кансая? Там есть два весьма приличных заведения – Женское педагогическое училище в Киото и Женское педагогическое училище в Хигасияме. Оба славятся своими факультетами домашнего хозяйства.

– Но Фумио и слушать не станет о таком факультете.

– Да, знаю. Она уже сама мне это сказала. Раз уж она все равно едет в Токио, тогда только в Мэдзиро. В тамошнем училище отличное отделение домашнего хозяйства.

– Хана, не слишком ли ты настойчива в отношении своего домашнего хозяйства? Вспомни, сама ты получила образование, достойное любого ученого.

– Но Фумио совершенно не интересуется домашними делами. Меня это очень тревожит.

Хана дала старшей дочери то же домашнее образование, которое получила сама, и результат вышел весьма неожиданный. Фумио без труда читала вслух трудные китайские тексты – при этом развивались умственные способности, которыми в свое время Тоёно поражала Хану, – однако достижения культуры совершенно ее не интересовали. И когда Хана время от времени просила Фумио помочь ей перенести некоторые вещи из хранилища в гостиную, девушка не понимала, что имеет дело с антиквариатом, и не испытывала ни малейшего сожаления, если по неосторожности портила или разбивала бесценные вещи. Но больше всего она ненавидела шитье – обязательный предмет, начиная со второго курса. На вступительном экзамене она сделала набросок совершенно не того кимоно, какое просили. В школьные годы все задания по рукоделию за нее выполняли служанки, а Фумио просто относила преподавателю готовые изделия. Но при этом она была не из тех, кто любит обманывать учителей, а потому, бывало, говорила служанке:

– Печальное зрелище.

– Вам не нравится, госпожа? – огорчалась та.

– Ужасно. Это кимоно слишком хорошо пошито. – И Фумио принималась распарывать шов.

Было все-таки в ней нечто очаровательное, несмотря на вызывающее поведение.

«Она никогда не доберется до выпускных экзаменов, если заставить ее изучать домашнее хозяйство, – смеялся Кэйсаку. – Она прямо-таки создана для Токийского женского училища».