Владимир Маканин - Валечка Чекина

И она туда распределилась. Работала. Как говорится, нашла себя. Что касается бальных танцев, они были в плохоньком состоянии. Но все-таки действительно были. А через год Аня вышла замуж за руководителя кружка, пошли дети, и бальный кружок в НИИ уже навеки прекратил свое существование. Наша тихонькая Аня его попросту торпедировала. Теперь ни руководителя, ни ярких афиш, ни самих бальных танцев нет там и в помине.

Распределение было на подходе. Юной семье Гребенниковых, как и всем другим, нужно было на что-то решиться. Как-то выбрать.

— Этот Седовласый велел мне читать толстенную монографию, — сказала Валя однажды.

Валя натирала сыр к макаронам и продолжала рассказывать:

— Этот Седовласый какой-то чудак!.. Неужели он не понимает, что я в науке птичка невеликая и что мне будет достаточно хорошего диплома! Ей-богу, чудак!

Гребенников, целясь в макаронину вилкой, спросил:

— Что за Седовласый?

— Мой руководитель. По дипломной работе.

— Раньше ты называла какую-то другую фамилию. Или это прозвище ему дали?

— Да, — Валя улыбнулась, — мы так его прозвали.

— Седой, что ли?

— Совершенно седой. И интересный. Такой важный, так улыбается!..

— У него много дипломников?

— С других потоков я не знаю. А нас у него трое. Одни девчонки… Только, пожалуйста, не ревнуй — он человек добродушный. Недавно говорит: «Товарищи студентки, мне вчера исполнилось пятьдесят лет. Прошу поздравить», — а у самого глаза молодые-молодые.

— И вы, конечно, кинулись его целовать?

— Павлик, как тебе не стыдно… Ничего мы не кинулись. Посмеялись — это было. Посмеялись, и все.

Но Гребенников как-то сник, загрустил. Он привык бояться за Валю.

— Ну, Павлик. Ну что ты!.. — Валя трясла его за плечо.

Она рассмеялась:

— Миленький!.. Он же старый!..

И еще смеялась:

— Он же старый, старик!.. Старикашка!.. Ну как тебя успокоить?!

Понимая, что смешон, и не находя других слов от волнения, Гребенников промямлил:

— Ну да… А если он начнет говорить о своем творчестве?

— Миленький!.. Даже если он наболтает на полную Нобелевскую премию, он же не станет для меня моложе?

Когда Валя уснула, Гребенников не спал — был неспокоен. Он вставал, курил, а к утру стал желт лицом.

Вот такой недоспавший, с желтизной на лице, Гребенников вдруг заявился вечером к Седовласому на дом.

— Я муж Вали, — сказал он смущенно, но с определенной твердостью.

Профессор, добродушно улыбаясь, провел его к себе в кабинет.

— Да, да, я с удовольствием вас выслушаю, — сказал он, усаживая Гребенникова и усаживаясь сам, — я весь внимание. Валю я люблю, она одна из лучших моих студенток… Даровитая девушка, не правда ли?

Гребенников покраснел. Он как-то сбился со своей мысли, с которой сюда пришел. Кроме того, он знал довольно скромные научные способности Вали и не нашелся, как ответить.

Профессор тоже не понимал получившейся паузы:

— С Валей что-то случилось?

— Нет, нет. Все в порядке.

— Может быть, вы в деньгах нуждаетесь? Я ведь понимаю, я сам тоже был студентом…

— Нет. — Гребенников набрал воздуха и решился: — Понимаете, Валя… она с виду очень боевая, веселая. То есть она и на самом деле веселая…

— Одни глаза чего стоят! Искры! — воскликнул профессор.

— Но на самом деле она излишне впечатлительная. Увлекающаяся.

— Так это же замечательно!

— Нет, вы меня не поняли… Она не контролирует себя — вот беда. Она как бы неуправляемая…

Гребенников рывком втянул глоток воздуха:

— Об этом не принято говорить, но я пришел именно это сказать. И я скажу.

Он еще глотнул воздуха:

— Понимаете… Отношения между руководителем и Валей… Конечно, руководитель обязан увлекать тех, кого учит. Но беда в том, что Валя не замечает разницы между одним увлечением и другим.

Он еще раз глотнул, и это уже в последний раз:

— Короче: она может увлечься… вами. Влюбиться как бы.

И когда слово было произнесено, Гребенников побагровел. А на его руках и на лбу разом вылез пот.

— Ах вот вы о чем… Я понял и скажу: бог с вами, мой дорогой! И разумеется, вы можете быть спокойны. — Профессор открылся мягкой улыбкой: — Ко мне впервые приходят с такой… с такой постановкой вопроса. Но я вас понимаю. И разумеется, — я повторяю — вы можете быть совершенно спокойны.

— Правда? Я рад… Спасибо.

— Я ведь — педагог.

— Нет, я рад, что вы меня поняли… Именно за это спасибо. Дело ведь не в каком-то предупреждении… Я ведь… Ну, извините… Понимаете: когда я о ней думаю, у меня будто разрывается что-то… Спасибо.

Профессор удержал его:

— Нет, я прошу вас поужинать с нами. Пожалуйста… Вы мне очень и очень симпатичны. Это старомодное выражение, но я его люблю.

Приглаживая действительно великолепные седые волосы, профессор провел его в комнату. Он представил Гребенникова жене и все повторял:

— Смотри, Верочка, на него и вспоминай. Это наша с тобой молодость, и в самом чистом виде!..

Они поужинали вместе. И жена профессора время от времени ласково говорила Гребенникову:

— Да вы берите… берите варенье, пожалуйста.

Распределение шло полным ходом.

— Нет, — говорил Гребенников представителям. — Я уже почти договорился. Опоздали.

— А у нас чудесный исследовательский институт. И лес рядом. И очень развитое спортобщество…

— Спасибо за предложение. Спасибо, но я — уже…

На самом же деле Гребенников распределен не был. Он ждал, как решится вопрос у Вали.

— Слушай, — сказал Гребенников, возбужденно влетая в комнату. — Тебе Седовласый назначил на пять часов?

— Да, — сказала Валя.

— Поздравляю. Мы опоздали.

— Вовсе нет… Он сказал, что в пять ученый совет только начнется. Павличек, все-таки оденься почище.

— Обожаю ученый совет!.. Говорят, академики при случае дерутся своими полированными палками.

— Павличек, мы не увидим, как они дерутся, — мы ведь идем к перерыву.

— Какая жалость!

Гребенников натянул свитер поопрятнее. А Валя уже была готова. Они пришли в институт.

В перерыве седовласый профессор поманил молодых супругов пальцем. Затем он отвел их по коридору. Чуть-чуть в сторону.

— Вот тут, на диване, мы и присядем.

Они сели, и после паузы Гребенников спросил:

— Вы, кажется, хотите взять Валю в аспирантуру?

— Да.

Седовласый профессор отчасти еще как бы заседал на ученом совете. Поэтому говорил он запинаясь и не сразу подбирал слова:

— А почему же и нет?.. Валя старательная и не без искорки… Д-да… Именно не без искорки божьей. А я таких люблю.

Затем с Вали он перевел глаза на Гребенникова:

— Вы, Павел, обдумайте это. Обдумайте вместе и решайте. Конечно, Валя имеет право отказаться… Но учтите: аспирантура — это не так часто бывает в жизни…