Алексей Скрипников-Дардаки - Комната мести

После горячего отец Борис предложил тост за правящего архиерея. «Ваше преосвященство, дорогой владыко! — начал он елейным голосом — В немом благоговении и благодарности мы, недостойные Ваши чада, припадаем к Вашим святительским стопам, усердно моля Господа о даровании Вам многих и благих лет жизни. Как мудрый кормчий Вы ведете вверенный Вам корабль нашей епархии через бурю житейских треволнений к тихой гавани духовного благоденствия. Не жалея никаких сил, а порой и преступая меру человеческих возможностей, Вы ревностно стоите на страже нашей веры, оберегая ее от ересей и соблазнов. Следуя словам апостола Павла „всякая власть от Бога“, Вы учите нас почитать не только наше священноначалие, стяжавшее во всей своей полноте образ Христов, но и власть предержащих, кои по Божьей воле ныне ведут нас к обществу всеобщего равенства и братства…»

Архиерей остался доволен тостом и поблагодарил отца Бориса за богословскую точность, простоту, братскую искренность и врачевательную правду, духовной пилюлей проникающую даже до сердца. Далее владыка назидательно пожурил обновленцев-обнагленцев, которые покушаются на исконные традиции, помянув при этом «идеолога реформаторов» Александра Введенского: «Говорят, он трех жен себе завел. Я его как-то при костюме и галстуке в „Метрополе“ видел, где он с Александрой Коллонтай шампанское пил…»

Когда архиерея провожали к автомобилю, он подозвал к себе Никона: «Ты, Никиша, заходи ко мне завтра в Вознесенский переулок. Разговор у меня к тебе есть». Когда все разъехались, отец Борис позвал Никона в священническую и, еще раз поздравив с рукоположением, одарил двумя сторублевыми бумажками.

— Я уже старый, — сказал он, — мне надлежит умаляться, а тебе расти. Нужно, брат, компромиссы искать, иначе не выжить.

— Какие компромиссы? — спросил Никон

— С совестью, конечно, — ответил Борис, — с совестью… Бог, Он чересчур далек от нас. Кто мы для Него? Муравьи, букашки. Ни революции наши, ни войны Его не интересуют. А совесть она здесь, в самом сердце, вечно покоя не дает, гложет, терзает, мучает. Если не решишь, как ее задобрить, точно в могилу затянет. Совесть ведь наша только снаружи как христианка выглядит, а в душе она — ведьма…

На следующий день Никон отправился в Вознесенский переулок, где в добротном купеческом особняк, называемом «архиерейским домом», жил епископ Никандр. На пороге Никона встретила неласковая пожилая монахиня — мать Вера, состоящая келейницей владыки.

«Ждет Вас владыка уже», — буркнула она, смерив Никона холодным деловым взглядом. Говорили, что мать Вера великолепная кухарка, и за это владыка прощает ей иногда случающиеся истерики и приступы гнева. Войдя в гостиную, Никон был потрясен внешним видом архиерея, облаченного не в подрясник, как положено монаху, а в роскошный бархатный халат. В руках он держал большевистскую газету и был похож скорее на профессора, чем на архиерея.

— Проходи, Никиша, проходи, — добродушно сказал он, заметив оторопь иеромонаха, — вот сижу читаю Ленина «О пролетарской культуре». Между прочим, красивая правильная речь, и атеизма в ней ни на грамм. Смотри, что он о морали пишет: «…и очень хорошо знаем, что от имени Бога, — Никандр поднял вверх указательный палец, — говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы».

Никон было кинулся поцеловать епископскую руку, но тот мягко отстранил его:

— Послушай дальше: «или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений Бога, — епископ пафосно повысил голос, — они выводили ее из идеалистических и полуидеалистических фраз, которые сводились тоже к тому, что очень похожи на веяние Бога» А? Каково? Ленин не против Бога, а против тех, кто Его переврал! И вообще, прекрати ты этот официоз! Чувствуй себя, как дома. Хочешь коньяку?

— Нет, владыко, благодарю, мне бы чаю.

Архиерей удивленно взглянул на Никона:

— Ты что, больной что ли? Или, может, стукачом работаешь? Да шучу я, шучу. Чай так чай. Эй, мать Вера, завари-ка Никише чайку покрепче!

Архиерей озабоченно посмотрел на бронзовые каминные часы и как бы между прочим произнес слова, которые вызвали у Никона неприятную внутреннюю дрожь:

— Сейчас ко мне один очень важный человек придет. Хотел с тобой познакомиться, поговорить, подружиться, может… Ты парень умный, все поймешь. Сможешь, опять же, хорошую карьеру себе устроить, я тебе помогу… А повзрослеешь, я за тебя перед кое-кем походатайствую, епископом станешь. Все от тебя, дружок, зависит. Как говорится: «Бог гордых смиряет, а смирным дает благодать».

Воцарилось напряженное молчание. Никон не знал, как реагировать на столь неожиданные посулы архиерея. Чай комом стал в его горле, руки похолодели. Пугающее предчувствие чего-то того, что заставит его сегодня сделать жесткий выбор между… «Между чем?» — задумался Никон. Свой выбор он давно уже сделал, став монахом и отрекшись от земных амбиций. Разве то, о чем говорил архиерей, могло соблазнить его? Разве он хотел стать таким же? Толстым, малоподвижным скептиком, барином, привыкшим к непомерной витийственной лести, дорогим подаркам, денежным пожертвованиям? Разве таинство веры, которое сейчас наполняет его душу и движет всеми его стремлениями когда-то превратится в многочасовые разглагольствования о «духовном», «нравственно-полезном», «церковно-каноническом»? Чиновничья участь была ямой, угодив в которую человек становился частью тех, кто видел единственный стимул и смысл жизни в плетении будуарно-алтарных интриг. Нет, такой жизни Никон вовсе не хотел…

Чей-то быстрый чеканный шаг отвлек Никона от своих мыслей. В комнату вошел одетый в военную форму энергичный сухопарый человек с желтушным лицом. Он поздоровался за руку с архиереем и, кивнув Никону, представился: «Сухаренко Павел Антонович. Я — бывший архимандрит, а ныне служу в Народном комиссариате внутренних дел. У меня есть к вам предложение. Кстати, мы с вами однофамильцы».

Никон опешил, но не оттого, что носил с этим человеком одну фамилию. Он знал о священнослужителях, которые после революции отреклись от своих санов, став газетчиками, служащими госучреждений, но в жизни никогда их не сталкивался с ними вот так, лицом к лицу. Павел Антонович достал папиросу, закурил и, натянуто улыбнувшись Никону, начал разговор:

— Вы, молодой человек, вижу, так сказать, ошарашены, что я из попов? Не волнуйтесь, ваша реакция понятна. Я сам был таким. Преподавал в Духовной академии историю Нового Завета, но как-то из-за сущей ерунды угодил в опалу. Студенты игнорировали мои лекции, лингвистические исследования Евангельских текстов, которые я проводил в течение пятнадцати лет, отказались издавать. Весь мой труд пошел насмарку. Я ушел из монастыря, женился и вот сейчас по-настоящему счастлив. вы только не подумайте, что предлагаю вам идти моим путем. Я хочу предложить вам сотрудничество. Я протягиваю вам руку для того, чтобы вы могли реализовать себя в церкви так, как я в силу своего характера не смог осуществить. Мы с владыкой Никандром поможем вам стать на ноги, окрепнуть и понять, что советская власть не враг Бога в Его глобальном понимании. Она исповедует те же евангельские принципы свободы, любви, братства, что и Христос. Скажите, разве Христос не революционер?! В Евангелии он обличает продажных книжников и фарисеев, то есть попов, а с грешниками и прелюбодеями Он ест и пьет, разве не так? А? Царизм, загнавший церковь в рабскую зависимость и нищету, несет ответственность за ее угасание в глазах интеллигенции и народа. Мы — та власть, которая пришла воплотить идеи подлинного христианства без лампадок, иконок, свечек и другой ненужной мишуры. Мы призваны возродить в современной форме дух Христов. Наша литургия — это борьба, наша «херувимская» — это «интернационал», наши епископы — это товарищи Ленин, Зиновьев, Троцкий, Бухарин, наше Царство Небесное — это общество торжествующего социализма, где нет ни бедного, ни богатого, ни эллина, ни иудея, ни мужского пола, ни женского, ибо «во всем Христос» или «мировой закон справедливости», как говорим мы! Я надеюсь, вы поняли меня, отец Никон? Нам нужны новые священники, не подогнанные под чиновничий ранжир, проводники русской социалистической духовности, которая всегда была гонима. Вы донесете нашу благую весть до каждого угнетенного сердца. Вы будете строителем коммунизма вместе с нами! Вас назовут передовым духовенством социалистического православия, вырвавшего жала из мерзкой пасти человеконенавистнического капитализма. Только вас потом назовут гордым словом «православный протестант». Не «лютеры» и «кальвины», а вы, отец Никон будете вершить человеческую историю и прогресс!