Сержи Памиес - Рассказы

В детстве я как-то раз начал читать книжку, которая начиналась так: «Когда мне было шесть лет, в книге под названием ‘Правдивые истории', где рассказывалось про девственные леса, я увидел однажды удивительную картинку» [1] Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Все цитируемые фрагменты книги приводятся в переводе Н. Галь. (Здесь и далее — прим. перев.) . Книжка называлась «Маленький принц», и дальше этой фразы продвинуться мне тогда не удалось. В десятилетнем возрасте я сделал вторую попытку, но опять не смог преодолеть страницу, где рассказчик повествует о пищеварительном процессе удавов. У меня не слишком хорошая память, но, если я не ошибаюсь, именно в начале семидесятых годов всех нас охватила эпидемия экзюперизма. «Маленький принц» считался самой подходящей книгой для пробуждения детской фантазии. И если в англоязычных странах все дети непременно должны были приобщиться к «Алисе в стране чудес» и «Питеру Пэну», то «Маленький принц» стал эталоном для наших современных родителей.

Я с некоторой тревогой отмечал, что мои приятели эту книгу читали, но еще больше меня беспокоило то, что знакомые девочки были от нее в восторге. Чтобы получить о книжке хоть какое-то представление, я решил пойти не совсем честным путем и просмотреть только картинки. Однако иллюстрации меня не вдохновили. Я был воспитан на энергичных линиях комиксов об Астериксе и братьях Дальтон, и посему этот бесцветный принц, работавший садовником на планете, где надо было чистить вулканы, точно печные трубы, не произвел на меня никакого впечатления. То ли дело Астерикс — герой непобедимого народа, черпавший силы в наркотиках, чтобы одним ударом отправлять на тот свет вепрей или римлян, или развеселое и непохожее на традиционную модель ячейки общества семейство Дальтон. Но поскольку герой Экзюпери пользовался успехом у моих друзей, я решил просто не хвастаться тем, что не читал этой замечательной книги. Это оказалось совсем нетрудно: надо было только не говорить о своей неспособности оценить метафизическое измерение этой истории. Обычно я не стеснялся и открыто заявлял о своем отказе читать то или иное произведение, однако, когда речь шла о Сент-Экзюпери, мною овладевало чувство вины. Мне было немного стыдно, и я надеялся поправить положение в будущем, не сомневаясь в том, что когда-нибудь найду ключик, который открывает дверь в этот мир, столь же невероятный, сколь волшебный.

Прошло много лет, на протяжении которых слава маленького героя продолжала расти (восемьдесят миллионов проданных экземпляров, переводы на сто пятьдесят языков). Как-то раз, придя на ужин в гости к родственникам, я обнаружил, что они оклеили комнату своего шестилетнего сына обоями, рисунок которых воспроизводил приметы мира маленького принца: барашек, географ, баобабы, роза, лис, уж и, конечно, сам отрок в длинном шарфе. Мне вспоминается, что я сначала подумал: «Родители настолько одурманены этой книжкой, что даже спальню сына так украсили». Однако когда передо мной предстал их сын, я все понял: он сам был маленьким принцем с картинки. Волосы ребенка растрепались, а рисунок на пижаме был поэтико-космическим. С тех пор я неоднократно убеждался в том, что самым восхитительным достоинством книги была способность создавать живые воплощения его главного героя.

Такое случалось с другими литературными героями и раньше. Все мы сталкивались в жизни с воплощениями Алисы (эти ангелоподобные девочки становятся нервозными в подростковом возрасте, отличаются испорченностью в юности, а в зрелом возрасте переигрывают, изображая сексуальные восторги, — и не от необходимости, а от желания развить у любовников комплекс неполноценности) или Питера Пэна (эти индивиды страстно коллекционируют переломы, не всегда способны контролировать свой адреналин и столь же смелы, когда хотят соблазнить свою жертву, сколь трусливы, когда решают ее покинуть). Маленькие принцы, которые, как мне казалось, встретились в дальнейшем на моем пути, — наклеивать ярлыки оказалось гораздо легче, чем прочитать книгу, — развивали в себе под влиянием родителей повышенную чувствительность, отличались рассеянностью и прихотливостью, их богатой внутренней жизни хватило бы с лихвой на двоих. Однако потрясшие меня обои и мальчуган в пижаме настолько меня поразили, что в тридцать пять лет я сделал еще одну попытку прочитать книгу.

После истории с удавом летчик, выступавший в качестве рассказчика, терпел аварию в пустыне, словно нарочно, и встречался в песчаных дюнах с маленьким героем своей истории. «С меня хватит!» — подумал я и, хотя мой поступок не делает мне чести, бросил книжку об стену (на штукатурке до сих пор можно видеть след). Повинуясь предубеждению, затмившему мой рассудок, я принял неверное решение о том, что продолжать чтение мне было ни к чему. На прочитанных страницах я успел почувствовать снисходительное отношение к читателю и воспринять идею автора, которую не мог разделить: все дети априори наивны и чутки, а взрослые черствы. Детская литература нередко спекулирует на этой мысли, и я, мысленно вступая с автором в спор, развлекался тем, что воображал, как бы поступили Астерикс и братья Дальтоны, если бы какой-то пришелец с другой планеты во имя фантазии попытался приобщить их к своей жидкой и псевдодуховной философии. Уверенный в своей правоте, я испытывал почти болезненное желание высказать свою точку зрения. Однако меня останавливало одно сомнение: не следует ли все же объективности ради сначала прочитать книгу целиком, а уж потом критиковать неугодные мне идеи и высказывать свои контраргументы? Кроме того, само желание вступить с автором в полемику уже казалось мне не вполне здоровым.

В тот день, когда я твердо решил осилить это произведение, супруга довела до моего сведения — мне не приходит в голову никакое другое выражение, — что она беременна. Близнецами. В результате я попал в водоворот домашних обязанностей, и на протяжении последующих десяти лет у меня не было ни одной свободной минуты — да и сил тоже, — чтобы размышлять о Сент-Экзюпери. Жизнь в нашем доме неслась в бешеном ритме — представьте себе переполненное событиями десятилетие, снятое в режиме убыстренной съемки, — и, поскольку всегда находились дела первостепенной важности, я совершенно забыл об этой книге; до того дня, когда близняшки рассказали мне, что ходили с классом в театр и смотрели спектакль под названием «Маленький принц». Я подождал, чтобы они проявили свою детскую сущность (ведь в моральном отношении дети превосходят взрослых) и с присущей им непосредственностью объявили, понравился им спектакль или нет. Однако они ничего не сказали, и я, заподозрив, что в этом сказывается дурная наследственность, посоветовал им прочитать книжку. Девочки не стали откладывать дело в долгий ящик и взялись за чтение, но ровно через пять минут, когда мне казалось, что им уже удалось преодолеть песчаные дюны, обе заявили: «Посвящение нам понравилось, но в этой истории есть что-то странное. Мы ее лучше потом прочитаем».