Якобина Сигурдардоттир - Точка не в том месте

Ни Златовласка, ни другие простые люди особенного любопытства не проявляли. Защитники были реальностью, а со временем все забыли, что когда-то они были нежелательным нововведением. Они стали частью жизни народа, и народ перестал косо смотреть на них. И у папы Златовласки хватало работы, даже сверхурочной и ночной. Более того, он работал даже в праздничные дни, так что совсем перестал надевать выходной костюм. Он зарабатывал много денег. И вот Златовласка выросла, превратилась в красивую и элегантную девушку, и все увидели, как она красива и элегантна, с солнечно-лучистыми волосами, и весенним светом в голубых глазах, и утренней зарей на щеках, и розовым цветом на губах с веселой приветливой улыбкой. Молодой человек, которому суждено в один прекрасный день встретить Златовласку на улице и стать с той поры ее спутником, знал об этом, еще когда ни разу не видел ее, и защитники тоже знали. Они приглашали Златовласку на танцы. И Златовласка танцевала, не зная, куда уносит ее этот танец. Молодая и веселая, она была готова танцевать со всем миром. Защитники наполняли ее бокал вином, и Златовласка пила. Она не знала, что на дне был осадок, а в нем яд, и, смеясь, распахнула свои объятия. Она не знала, что за разукрашенными гардинами прячется завистливая норна. Так и Златовласка одарила защитников признанием. Важные люди в ее городе тоже оказывали защитникам знаки внимания, наперебой расхваливали их и пировали вместе с ними. Златовласке тоже хотелось пировать с защитниками. Хотя у ее отца было достаточно работы – и сверхурочной, и ночной, и в воскресные дни, – ее родители не могли быть приглашены к праздничному столу. Ведь как-никак они были и оставались простыми людьми. А Златовласка на пирах у защитников расплачивалась не деньгами, а другой моветон. Она забавляла их своей красотой, молодостью и весельем и тоже говорила им неискренние комплименты.

Дело шло к весне. Однажды вечером один из автомобилей защитников заехал в узкий переулок и остановился. Оттуда кого-то выволокли и закинули в подворотню, где стоял мусорный бак и что-то еще, чему не подобает быть на глазах у прохожих. Потом защитники уехали. Ударившись головой о промерзший бак, Златовласка начала понемногу приходить в себя. Она услышала тяжелый гул, словно тысячи грозных ног тяжелой поступью промаршировали мимо подвального окна. Едва она попыталась найти опору, как почувствовала, что руки ее прилипли к заиндевевшему металлу. Ее охватил страх. Она опять была маленькой девочкой, и грохот жуткой поступи перемешался в ее голове со страхом перед чем-то неизбежным. Она попробовала подняться и позвать маму, но улица вздымалась ей навстречу, держала в своих ледяных объятиях и шептала: «Это защитники! Это защитники!..» Златовласка опять попробовала встать на ноги, но тотчас упала в мучительном приступе рвоты, опять попыталась подняться и опять упала. Грязь в подворотне крепко ухватилась за нее и притягивала к себе. А шепот в ее золотистой головке звучал все громче, громче и наконец заглушил все остальные звуки вокруг: «Это защитники… Это защитники…» Потом мир исчез, а с ним и все звуки…

Конечно, лучше было бы поставить на этом точку в истории Златовласки. Но тогда вообще незачем описывать эту трагедию. А точка попала не туда. Так часто бывает, Поэтому повествование продолжается…

В доме напротив подворотни жили пожилые супруги из провинции. Благодаря им, в особенности женщине, точка в истории Златовласки попала не туда. Эта немолодая женщина уже несколько лет прожила в густонаселенном городском квартале, по еще не утратила привычку сельской жительницы смотреть в окно на своих собратьев. И пока не научилась безразличию к судьбам других людей, которое превращает человека в космополита не только в его собственном сознании, но и в общении. Она увидела, как напротив ее окна остановилась машина защитников и как что-то выбросили в подворотню, прямо у мусорного бака. Правда, ей в голову не пришло, что это было живое существо, но мысль о том, что они могли выбросить вполне пригодную вещь, не давала ей покоя. Скорее всего, пустые бутылки или консервные банки. Она отошла от окна и перестала думать об этом, но через некоторое время опять вернулась к окну, и как раз в эту минуту свет фар проезжавшей машины упал па яркую одежду девушки, лежащей у мусорного бака.

Сначала женщине показалось, что она ошиблась. И поскольку она не смогла сразу разглядеть, что там такое, то решила дождаться появления очередного автомобиля. С каждым разом, когда свет фар падал в подворотню, хозяйка проникалась все большей уверенностью, что там лежит женщина или ребенок, может быть, труп. А мороз крепчал. Женщина позвала мужа, но он ничего особенного не заметил. Правда, в тот вечер движение на улице было на редкость слабым. Любой горожанин на их месте, конечно же, вызвал бы полицию: пусть она разбирается. Но для них подворотня была чем-то вроде огорода на старой усадьбе, а девушка, наверное, казалась им изнуренным заблудшим путником, пробившимся в пургу через перевал. Женщина ныла до тех пор, пока муж не вышел с ней на улицу посмотреть, в чем там дело. И вот они принесли Златовласку в свою комнату. И опять повели себя так, будто они еще на старом заброшенном хуторе, далеко в высоких горах. Они осторожно сняли с нее перепачканную рвотой, смерзшуюся одежду, заботливо вычистили, а тело стали растирать, вздыхая: «Такая молодая, ох-ох-ох…»

Растирали долго, пока не вспомнили о враче, ведь они были из деревни, а там всегда так поступали, когда кто-нибудь заблудился и ослаб. Врач приезжал в деревню, только чтобы ампутировать конечности да перевязать раны и переломы. О полиции первым заговорил старик. Они посмотрели на Златовласку и опять вздохнули: «Такая молодая…» Может, следовало все-таки позвать врача? И они продолжали заботиться о девушке.

Когда она наконец открыла глаза, опухшие и невидящие, но где-то в глубине полные сини и ужаса, как у маленькой раненой птички, супруги сказали: «Слава тебе, господи!», положили ее в свою постель, ухаживали за ней, отдавая ей все самое лучшее, что только можно было найти в кухонном шкафу. Предложили позвать врача. Но Златовласка не хотела врача. Мало-помалу она оправилась и рассказала им странную историю о злой мачехе, которая прогнала ее из дому, вот почему она и попала в переделку. Но врача звать не следует. И полицию тоже. История была такая трогательная, что Златовласка сама в нее поверила и долго безутешно плакала над своей горькой судьбой. А пожилые супруги поглаживали ее волосы и руки и вздыхали: «Какая молодая, ох-ох-ох… досталось же тебе…» Они ухаживали за ней, как за родной дочерью, а сами спали в другой комнате на узких лавках. Но им не казалось, что там тесно. И прежде чем заснуть, оба вздыхали: «Какая молодая, ай-ай-ай…»