Филип Рот - Немезида

По тропинке он подошел к маленькому бревенчатому строению на берегу озера, где был кабинет мистера Бломбака. Тяжелый вещмешок он позволил Карлу забрать, чтобы отвезти к деревянному коттеджу под названием "Команчи", где Бакки предстояло жить со старшими мальчиками, пятнадцатилетними, и с их вожатым. Каждому коттеджу, и для мальчиков, и для девочек, было дано название в честь какого-нибудь индейского племени.

Он постучал в сетчатую дверь, и владелец лагеря приветливо пригласил его войти. Это был высокий худощавый мужчина с длинной шеей, большим кадыком и прядками седых волос на загорелом черепе. Видимо, ему было под шестьдесят, но в шортах защитного цвета и в лагерной тенниске он выглядел моложавым и подтянутым. Бакки знал от Марсии, что, став в двадцать шестом году молодым вдовцом, он отказался от многообещающей школьной карьеры, ушел с должности заместителя директора Вестсайдской старшей школы в Ньюарке и купил на деньги, оставшиеся ему в наследство от жены, этот лагерь, чтобы учить в нем двух своих маленьких сыновей индейским навыкам, преданиям и обычаям, которые он полюбил, проводя каждое лето на лоне природы. Сыновья уже выросли и служили в армии, и управление лагерем, руководство персоналом, посещение еврейских семей Нью-Джерси и Пенсильвании для набора детей на летний лагерный сезон — все это было единственным и круглогодичным занятием мистера Бломбака. Облик его приозерного кабинета, как и наружный облик дома, определяли главным образом бревна без всякой отделки, и стену позади его стола украшали пять укрепленных на колышках полных индейских головных уборов. Другие стены были тесно увешаны групповыми снимками детей, отдыхавших в лагере; имелись и несколько полок с книгами, посвященными, как объяснил мистер Бломбак, исключительно индейской жизни, обычаям и фольклору.

— Вот это — настоящая Библия, — сказал он Бакки и подал ему толстый том, озаглавленный "Книга о лесе". — Эта книга вдохновила меня. И эта тоже, — добавил он, протягивая ему книгу потоньше — "Руководство для лесных индейцев".

Бакки послушно принялся листать "Руководство", где были воспроизведены рисунки пером, изображавшие грибы, птиц и листья великого множества деревьев, ни одного из которых он не мог определить. Он прочел название главы: "Сорок птиц, которые должны быть известны каждому мальчику", и вынужден был признать, что ему, уже взрослому человеку, известны из них всего две-три.

— Эти две книги вдохновили всех владельцев детских лагерей, — сказал ему мистер Бломбак. — Эрнест Сетон-Томпсон в одиночку положил начало индейскому лагерному движению. Великий, мощный учитель. "Мужественность, — говорит Сетон, — вот первейшая цель обучения. Наши занятия под открытым небом направлены, если совсем коротко, на воспитание мужественности". Незаменимые книги. Человеческий идеал, который они провозглашают, — всегда героический. Они говорят о краснокожем человеке как о великом пророке лесной жизни, жизни среди природы, и предлагают использовать его методы, когда это приносит пользу. Беря за образец краснокожего человека, они ратуют за инициационные испытания стойкости. Они утверждают, что основа всякого могущества — самоконтроль. Героизм, пишет Сетон, превыше всего.

Хотя Бакки никогда раньше не слышал о Сетоне, он кивнул, соглашаясь, что все это важные вещи.

— Каждый год четырнадцатого августа наш лагерь отмечает день рождения Сетона Индейским праздником. Усилиями Эрнеста Сетона — Томпсона лагерное движение стало в двадцатом веке одним из величайших достижений нашей страны.

Бакки снова кивнул.

— Я бы хотел прочесть эти книги, — сказал он, возвращая их мистеру Бломбаку. — Судя по всему, они из самых-самых, особенно для воспитания мальчиков.

— В Индиан-Хилле — для воспитания и мальчиков и девочек. Я был бы рад, если бы вы их прочли. Как только устроитесь, можете прийти и взять их у меня. Несравненные книги, опубликованные, когда век был еще молод и вся страна, которую возглавлял Тедди Рузвельт, поворачивалась лицом к жизни под открытым небом. Вы для нас настоящая находка, молодой человек, — сказал он. — Доктора Стайнберга и его семью я знаю всю жизнь. Если Стайнберги вас рекомендуют — мне этого достаточно. Я поручу одному из вожатых показать вам лагерь, а берег я покажу вам сам и со всеми вас там познакомлю. Все с нетерпением ждали вашего приезда. В том, что касается озера, у нас две цели: обучение водным видам спорта и обучение правилам безопасности на воде.

— В Панцеровском колледже меня готовили и в том, и в другом плане, мистер Бломбак. Я веду физкультуру в школе на Чанселлор-авеню, безопасность — моя первая забота на этих уроках.

— Родители на летние месяцы доверили нам своих детей, — сказал мистер Бломбак. — Наша задача — оправдать их доверие. С тех пор как я купил этот лагерь восемнадцать лет назад, у нас ни разу ничего плохого не случилось на воде. Ни единого происшествия.

— Я уделю безопасности особое внимание, сэр, можете не сомневаться.

— Ни единого, — жестко повторил мистер Бломбак. — Водный инструктор — одна из самых ответственных должностей в лагере. Может быть, самая ответственная. Один-единственный несчастный случай на воде по нашему недосмотру может погубить весь лагерь. Само собой, каждый купающийся должен иметь напарника из своей возрастной группы. Напарники должны вместе входить в воду и вместе выходить. Проверять, чтобы все держались парами, нужно перед каждым заходом в воду, после выхода из воды и периодически во время плавания. Плавание в одиночку недопустимо.

— Я считаю себя ответственным человеком, сэр. Будьте уверены, я позабочусь о безопасности каждого из ребят. И не беспокойтесь, я знаю о важности системы напарников.

— Отлично, а время ланча, кстати, еще не прошло, — сказал мистер Бломбак. — Сегодня у нас макароны с сыром. На ужин — ростбиф. В пятницу вечером в Индиан-Хилле всегда ростбиф, есть в стране карточная система или ее нет. Пойдемте, я вас провожу в столовую, и вас покормят. И еще: вот вам лагерная тенниска. Снимите галстук, наденьте ее пока что поверх рубашки, и пошли на ланч. Ирв Шлангер оставил свои простыни, одеяла и полотенца. Можете ими пользоваться. В стирку вещи забирают по понедельникам.

Тенниска была такая же, как на мистере Бломбаке: на груди — название лагеря, а чуть пониже изображение типи в кольце огней.

До столовой — большого деревянного строения, открытого с боков, — было буквально два шага по дощатому переходу от кабинета мистера Бломбака, и ланч там был в разгаре: девочки и их вожатые сидели за круглыми столами по одну сторону от главного прохода, мальчики и их вожатые — по другую. Снаружи мягко пригревало солнце, ласковое, благодатное, а отнюдь не свирепое, — божество доброго света, Небесный Отец, одаряющий теплом плодоносную Землю-Мать, — и переливчато блестело озеро, и роскошной зеленой сетью колыхалась щедрая июльская растительность, о которой он знал не больше, чем о птичьем царстве. Внутренность же просторной столовой наполняли детские голоса, и этот громкий гул напомнил ему, как хорошо быть среди детей, напомнил, за что он так сильно любит свою работу. За тяжкие недели, когда он, пытаясь хоть насколько-нибудь уменьшить опасность для ребят, чувствовал свое бессилие, он отвык от этого удовольствия. Тут его окружали веселые, энергичные дети, которым не угрожал жестокий невидимый враг, дети, защищенные от любых бед бдительным вниманием взрослых. К счастью для него, он был теперь избавлен от беспомощного пребывания на арене ужаса и смерти и возвращен в гущу ничем не обеспокоенных мальчиков и девочек, пышущих здоровьем. Тут его ждала работа, которая была ему и по сердцу, и по плечу.