Менахем Тальми - Из "Яффских рассказов" (8 рассказов)

— Где Розетта живет, знаешь? Ну, поехали!

Абу-Хасан стоит у входа в заведение белый как мел, ни жив ни мертв. Все влезают в машину, только Сальмон пока снаружи. Вдруг, будто что-то вспомнив, он резким движением сует руку в карман и выбрасывает свой огромный кулак в сторону Абу Хасана. В кулаке зажаты купюры.

— Ну, сколько здесь есть, — договорились?

Абу-Хасан стоит, не в силах вымолвить ни слова.

— Ну?! Да или нет?!

Абу-Хасан с трудом заставляет себя кивнуть.

— Ну, считай, — велит Сальмон.

Наступила тишина. Даже именинник перестал икать. Абу-Хасан неуверенно протягивает руку к вытянутому кулаку Сальмона, медленно вынимает из него деньги.

— Считай, считай, человек ждет. Ему срочно надо к Розетте.

— Две тысячи, — шепчет Абу Хасан. — Я сказал — тысяча шестьсот.

— Ладно, так пусть и за телефон будет, — милостиво изрекает Сальмон. — Купишь что-нибудь своему ребенку и старухе.

Абу-Хасан замирает как вкопанный, только пальцы его как бы сами по себе перебирают бумажки.

Сальмон направляется к машине. Абу-Хасан, словно проснувшись, бросается открывать ему дверцу.

— Давай, — говорит Сальмон водителю, — жми к Розетте. Все ж таки день рожденья у человека.

(Перевел Марьян Беленький)

Ну что вам сказать? Марго-таки согласилась вернуться домой. Восемь месяцев просидела у тети в Салониках, пока не приехал Алькоби из Франкфурта и сказал:

— Если ты не вернешься в Яффо, то Мошону кранты. Он же ни на какую бабу, кроме тебя, и смотреть не может.

Вы, конечно, помните, как Мошон вышел из тюрьмы и его птичка улетела. Птичка-то улетела, а друзья остались. Взяли его, отвезли к Шошане, чтоб мотор прогреть. Ведь месяц за решеткой, это вам не шуточки. Выходит Мошон от Шошаны, ребята спрашивают: ну, завелся мотор?

— Да где там, — говорит Мошон, — без Марго ничего не будет.

Ходил как в трауре — не пил, не ел, не спал, не разговаривал. Такие дела.

— Что же делать? — говорит Сальмон, — пропадает человек, просто сердце разрывается. Может, к Розетте его сводить? Она мертвого на ноги поставит.

— Она его больше на два размера, — говорит Сасон.

Ну, словом, взяли его к Розетте.

Выходит он оттуда; ребята уже стоят: ну, завелся мотор?

Да где там?! Марго ему подавай, и все тут.

Написали ребята Марго письмо — так, мол, и так, извелся человек, не ест, не спит, ходит по улицам как пьяный, худеет на глазах, килограммы с него прямо на мостовую падают.

Одно письмо. Второе. Хоть бы хны. Позвонили Алькоби во Франкфурт:

— Ты знаешь, где Салоники? — спрашивают его.

— Дык! Три пальца вниз от Франкфурта.

— Так поезжай туда, — говорит Сальмон, — и уладь дело с Марго.

А когда Сальмон чего говорит, то люди это обычно выполняют. А кто не выполняет, об этом мы говорить не будем…

В общем, Алькоби дело уладил. Дает телеграмму: "Четверг 11 утра встречайте товар вашем аэропорту".

В девять утра ребята уже садятся в "мерс-600" Сальмона. Сасон впереди, рядом с шефом, Охайон и Хаим Вышибала — сзади. Включают магнитофон, слушают "Караван-патруль" и едут себе. Небо — как черное покрывало. Господь дает сумасшедший душ, никого не спрашивая, плюс поп-оркестр грома и молнии.

— Может, подзаправимся? — говорит Охайон.

— Так под завязку ж, — отвечает Сальмон.

— Не, я в смысле людей.

— Неплохая идея, — соглашается Сальмон и поворачивает машину к этому, как его… ну, перед Ехудом. Останавливается у шалманчика Хазбона Овадьи. Кто-то успевает заметить "мерседес" Сальмона, пускается бежать. Французик… ну, у которого киоск напротив Овадьи, одним движением захлопывает железные ставни и в один прыжок оказывается на противоположной стороне улицы. Оба стоят по стойке смирно у двери заведения, только что не честь отдают. Ребята заходят, а там уже знают, кто пожаловал. За несколькими столиками для карт уже игроков не хватает. Народ подглядывает из кухни. А те, кто за столиками остался, уже не играют. И не разговаривают. Только страх у них в глазах говорит… Такие дела. Хазбон выходит из кухни.

— Какие гости! — восклицает он, а что он в это время думает, одному Богу известно. — Садитесь, гости дорогие! Что принести?

— Да так, ничего особенного, — говорит Сальмон, — разве какую бутылочку. Октан девяносто четыре.

На столе у ребят появляется арак. С других столов смотрят как завороженные. Им же интересно, чего вдруг яффские приперлись. Хазбон дрожащей рукой разливает за счет заведения, мол, за здоровье присутствующих.

Затем шалманщик наклоняется прямо к уху Сальмона:

— Есть проблемы?

— Чего вдруг ты спрашиваешь?

— Я скажу чего, — суетится Хазбон, — мы всего как неделю закончили ремонт. Уйма бабок пошла на материалы, ну и работа тоже.

— Не будет у вас проблем, — заверяет Сальмон, — мы сюда завернули только чтоб подогреться на дорожку.

Не успели ребята выпить, тут майор Бен-Дадон является собственной персоной. В гражданском.

— Еще арак с водой не смешался, а кто-то уже подшустрил мусорам стукнуть, — ворчит Сальмон.

Майор закуривает. Спокойно так затягивается. Выпускает дым носом. Хорошо все, тихо. Как в боевике перед дракой. Тишина кругом.

— Привет, яффские, — тихо говорит майор.

— Доброе утро, господин майор Бен-Дадон, — интеллигентно отвечает Сальмон как ни в чем ни бывало.

— Чего это в Яффо так рано встают?

— Не спит и не дремлет страж Израиля, — отвечает Сальмон, — выпейте с нами, господин Закон.

— Вы сюда по работе? — игнорирует господин Закон культурное приглашение.

— Да не приведи Господь, ну какие у нас тут дела? Погреться заехали.

— Так никаких дел, значит?

— Мое слово, — уверяет Сальмон.

— Сколько вы здесь будете?

— Вот как дождь кончится, так и поедем.

— А вы машину к зиме приготовили? — с облегчением смеется майор.

— Еще летом!

— Тормоза в порядке? — у майора большой камень с души свалился.

— Да все о-кей, подфарники, все как надо. Меня на таком не подловишь.

— Ладно, Сальмон. Если бы в нашей стране все соблюдали закон так, как ты, так уже и полиция была б не нужна.

— Да не дай Бог, что ж это мы вас будем заработка лишать? — парирует Сальмон.

Тут господин Закон говорит "шалом" и уходит. Ребята встают, Сальмон достает пригоршню лир.

— Нет, нет, все — за счет заведения! — энергично протестует Хазбон. — Да чтоб все мое заведение сгорело дотла, если я у вас возьму хоть грош!

Никто, разумеется, не хочет столь печального развития событий. Ребята влезают в "мерс" и видят в зеркале, как Царфати возвращается к своему киоску, поднимает железные шторы. Те двое, что убежали, возвращаются в заведение Хазбона продолжать игру в карты.

Ребята отъезжают. Магнитофон играет "Караван-патруль".