Эмилиян Станев - Будни и праздники

Нерешительным шагом прошла она мимо двух пристроек. Одна служила когда-то кухней; другую, маленькую, всего на две комнатушки, в семье называли «старый домик». Пологие лучи солнца освещали пустые углы, затянутые трепетными, серебристыми нитями паутины. Она увидела на покрытом пылью полу чей-то башмак и в испуге отпрянула.

Муж окликнул ее. Она вздрогнула и обернулась. Он стоял у нижней ступени лестницы. Здесь, в этом дорогом для нее уголке, в родном ее гнезде, он в своей светлой, нарядной одежде показался ей чужим, враждебным.

— Успеешь налюбоваться, — сердито бросил он, когда носильщик ушел. — Мне надо помыться и отдохнуть.

С испуганным и каким-то удивленным лицом она поднялась по деревянной лестнице на второй этаж. Здесь находилась большая комната, некогда служившая гостиной. В этой комнате состоялась их помолвка, здесь провели они первые ночи своей супружеской жизни. Она надеялась, что эти воспоминания растрогают мужа. Но он был все так же безучастен и хмур и не давал себе труда скрывать свое неудовольствие. Пустая комната с некрашеным потолком и длинным рядом окон не пробудила в нем никаких воспоминаний, будто он впервые переступил этот порог. Он даже поморщился при виде двух старых кроватей, прикрытых от пыли куском рядна. Комната в своем сосредоточенном одиночестве, казалось, ревниво оберегала былое, и время в ее стенах как бы остановило свой бег.

Жене почудилось, что низкие окна смотрят на нее с молчаливым укором. Голый, исцарапанный от долгой службы стол неприятно поразил ее. Желая как-то сгладить досадное впечатление, она принялась приводить в порядок постель, чтобы муж мог хотя бы прилечь. Она старалась быть веселой, довольной, но неудобства, на которые она натыкалась на каждом шагу, приводили ее в отчаяние. Она заглянула в чулан, куда мать убрала белье и одежду, какие были в доме, и все вещи, напоминавшие ей о былом и все-таки чем-то дорогие ее сердцу, теперь казались ей жалкими, провинциальными, осужденными ветшать вдали от ее нового, современного жилища.

«Как бедно мы жили»»- подумала она со стесненным сердцем. Разглядывая груду сваленного в чулане платья, она забыла, зачем пришла. Запах нафталина словно пьянил ее, дурманил голову. По телу пробежала сладостная дрожь, к глазам подступили слезы. С тайным трепетом когда-то входила она в этот чулан, где хранилось ее приданое. Ей вспомнились дождливые осенние дни перед помолвкой, лица родителей, ныне уже покойных, веселая суматоха в доме, серое, притихшее небо, моросящий дождик, мечтания и надежды той поры, и от острого чувства вины перед родным домом и тоски по минувшему на глаза навернулись слезы.

Она услыхала голос мужа. Он спрашивал:

— Ты что застряла? Помочь тебе?

Она подумала о том, что теперешней своей жизнью она обязана ему одному. Прекрасная квартира в столице, деньги, туалеты — все, что тешило ее тщеславие, все это дал ей он. Она не принесла ему ничего. На минутку мелькнула даже мысль, что теперь он должен раскаиваться, что она ему неровня, и это чувство рабской приниженности сделало ее покорной и нежной. Вернувшись в комнату с двумя ватными одеялами в руках, она подсела к мужу и, поддавшись внезапному порыву нежности и кокетства, поцеловала его.

— Ну и курорт, — проговорил он. Хотел добавить: «Видишь, как я был прав, когда отказывался сюда ехать?» — но, поймав напряженный, печальный взгляд жены, промолчал.

— Я позову тетю прибрать тут, помыть. Сегодня же. Главное, чтобы ты хорошенько отдохнул…

— Отдохнул?! Главное — не умереть со скуки, — перебил он. — Но дело не во мне. Была бы ты довольна. Однако не представляю себе, как тут можно убить время!

— А как же раньше? — Она не решилась добавить: «Когда мы были женихом и невестой?»

Он не ответил, снял пиджак и пошел в чулан за вещами, которые она просила принести. Они вдвоем стали приводить комнату в порядок. Она с беспокойством следила за каждым его движением, дрожа от страха, как бы он не принялся опять выговаривать ей за то, что она так легкомысленно притащила его в этот нежилой захудалый домишко, где нет ни одного удобного стула и все комнаты пропахли пылью и нафталином. Когда он наклонился над чемоданом, чтобы достать свои туалетные принадлежности, и она увидела его красную, собравшуюся складками шею и широкие плечи, ее вдруг охватило чувство огромной благодарности к этому человеку, который встал между ней и ее былой жизнью.

Оставив его отдыхать, она отправилась на поиски своей единственной тетки, по пути размышляя о том, что так или иначе все должно уладиться, а ее подавленное настроение вызвано просто усталостью.

Через два часа начали подходить родственники и знакомые, главным образом женщины, соседки. Приходили поодиночке и еще издали кричали:

— Ты дома, что ль, Эленка, а?

Она угощала их дорогими конфетами, нарочно привезенными для этой цели, и читала на их лицах восхищение и зависть. Дом ожил. Бедная старуха тетка с дочерью прибрали большую комнату, дворик был подметен, полынь выполота, окна помыты. Муж пошел пройтись по городу с начальником почты, тоже родней, который явился приветствовать их и пригласить на ужин.

Она осталась занимать гостей — нескольких старух, которые болтали не закрывая рта. Хвасталась своим новым домом, своим благополучием и богатством, засыпала их вопросами и расточала улыбки. Ей хотелось показать, что она не забыла их, что они ей по-прежнему дороги и близки. Но в их глазах сквозило недоверие к ее словам. Две ее сверстницы, с которыми она дружила в юности, снова заставили ее ощутить разницу между теперешней госпожой Эленой и прежней учительницей, опасавшейся, что ей никогда не выйти замуж. Обе ее подруги так и остались старыми девами. Одна из них очень располнела, другая постарела и подурнела. Они говорили о своей жизни мрачно и откровенно, с отчаянием, неприятно усмехаясь, и когда они ушли, ей стало мучительно больно за них.

Проводив гостей, она вернулась в комнату, потом походила по пустой галерее и долго смотрела, как садится за рекою солнце. Впервые родной город показался ей жалким и обветшалым, словно после ее отъезда он сразу постарел. Деревянные стены домов, спускавшихся к реке, стали еще более серыми, покосившийся мост напоминал скелет какого-то доисторического животного с выломанными ребрами, а берега реки заросли полынью и репейником.

Но окрестные холмы, выглядевшие теперь не такими высокими, как раньше, были все так же прекрасны своей яркой молодой зеленью, и заходящее солнце так же ласково заливало лучами колокольню, тополя, крыши домов…

Легли оба поздно. Почтмейстер угощал их жареными цыплятами и скверным, кислым вином, которое он тем не менее расхваливал. Потолковали о войне, о столице, поиграли в картишки. Потом разговор битый час вертелся вокруг местного доктора, который скопил уйму денег и купил автомобиль.