Эмилиян Станев - Будни и праздники

Случалось, что девочка заболевала. Общая тревога сближала их. Ганев носился по врачам, по аптекам, искал сочувствия у сослуживцев и сам внимательно, сочувственно выслушивал их рассказы о болезнях детей. Его отцовское чувство вспыхивало тогда с особой силой. Он брал на себя все обязанности жены: приносил уголь, топил печку, подметал, даже мыл посуду. За продуктами он и без того ходил сам. Вообще он был примерным супругом, жена ни в чем не могла его упрекнуть.

Супружеская жизнь их продолжалась уже шесть лет, ничем не омрачаемая. Он получал неплохое жалованье, компания выплачивала премиальные, и денег им хватало. Кроме того, жене достался в наследство дом в провинции, который они сдавали. Правда, жили они как-то уединенно, словно бы прячась от других. Когда он позволял себе помечтать, то думал о повышении по службе, о новых марках для коллекции и еще о том, как посовременнее оборудовать квартиру. Он накупил множество всяких приборов и аппаратов — пылесос, электросковороду, приспособления, с помощью которых можно было делать фарш, вынимать из ягод косточки, сбивать масло, а также всевозможные хозяйственные мелочи, многие из которых выходили из строя раньше, чем их пускали в ход. Одно время Ганев увлекался фотографией. Летом он снимал на террасе или в горах, зимой специально ходил в Борисов сад, но фотографировал всегда лишь себя, жену и дочь.

Жена его приходила в волнение, только когда шила себе новое платье или покупала шляпку. Обычное выражение умиротворенности на ее лице сменялось тогда нетерпением, тревогой и страхом: вдруг платье будет плохо сидеть, а шляпка окажется не к лицу.

Выпадали, однако же, дни, когда она вдруг начинала жаловаться на скуку и выговаривать Ганеву по пустякам.

Тогда он делался еще внимательней, вел ее в театр или ужинать в ресторан. Она успокаивалась, и жизнь их входила в обычную колею.

* * *

Квартирант появился в конце недели.

В тот вечер Ганев возвращался домой, чувствуя, что застанет его в квартире. И действительно, еще в дверях он ощутил какой-то особый запах чемоданов и незнакомого мужского одеколона. На пороге валялся клочок бумаги, оброненный при переезде. Половичок, о который они вытирали ноги, сбился и съехал со своего места, а в холл словно прокралось что-то чужое и враждебное.

Жена гладила на кухне.

— Пришел, — сказала она тихо. — Сейчас у себя в комнате, вещи раскладывает.

— Почему же ты не послала его ко мне?

— Как его пошлешь? Он открыл своим ключом, и носильщики внесли чемоданы. Что я могла сделать?

— Нахал! Пойду хоть посмотрю на него, — сказал Ганев.

Жена схватила его за руку:

— Только не будь слишком груб.

Он откашлялся и двинулся к двери комнаты, за которой были слышны шаги и шорох бумаги.

У двери он остановился, одернул пиджак, поправил галстук и постучался.

— Войдите! — уверенно откликнулся низкий мужской голос.

Ганев нажал на ручку.

Светловолосый загорелый человек стоял у столика и раскладывал на нем бритвенные принадлежности и какие — то флакончики, которые он вынимал из несессера. На полу лежали два огромных раскрытых чемодана с бельем. Рядом валялись коричневые башмаки на толстой каучуковой подошве. Около башмаков лежал портрет женщины и еще кучка фотографий.

Ганев остановил недоверчивый взгляд на чемоданах, густо облепленных разноцветными наклейками гостиниц. Он разобрал часть незнакомого английского слова, поднял голову и посмотрел на квартиранта.

От его облика веяло чем-то неведомым и неспокойным, как и от его чемоданов, будто он принес с собой тревожное дыхание бесконечного мира. Выражение лица у него было задумчивое и в то же время решительное. Слегка поджатая нижняя губа, образующая в углу рта неглубокую складку, и приподнятая правая бровь придавали его лицу выражение энергии, как будто он только что принял решение совершить что-то неожиданное и смелое.

Посмотрев на это лицо, Ганев почувствовал тревогу. Оно словно напоминало ему о чем-то, чего он не любил и боялся. Уверенность оставила его, и он проникся к незнакомцу почтением.

Поклонившись, он сказал:

— Извините за беспокойство, я ваш хозяин.

— Очень приятно, — просто ответил жилец, протягивая руку. — Панов.

Ганев любезно улыбнулся:

— Как вам понравилась комната?

— Хорошая комната. Просторная, солнечная.

Он оглянулся по сторонам и добавил с улыбкой:

— Я пригласил бы вас присесть, но вы видите, я еще не разобрал вещи. К тому же здесь всего один стул.

Ганев сконфузился:

— Жена не обратила внимания. Сейчас я вам принесу…

Он взял из передней табурет, подумал было перетащить и одно из кресел, но вдруг спохватился. «Что же я делаю?» — подумал он и пошел на кухню спросить у жены, какие стулья дать квартиранту. Он вошел так стремительно, что она испугалась.

— Ты дала ему только один стул. Какие еще ему отнести?

Оба заволновались. Оказалось, что эту проблему решить не так легко.

Кроме гарнитура в холле, у них были стулья в гостиной, но, когда приходили гости, их все равно не хватало. К тому же им было жалко их отдавать. А предлагать стулья из кухни было неудобно.

— Ну, он ведь ждет! — торопил жену Ганев.

— Что хочешь, то и бери! — сердито ответила жена.

— Ты виновата, ты и расхлебывай! — буркнул он.

Так или иначе надо было выходить из положения, и Ганев был вынужден взять два стула из гостиной.

Он поставил их в комнате квартиранта, испытывая коварную надежду, что долго они здесь не простоят.

Это вернуло ему уверенность в себе, словно, пойдя на жертву, он приобрел на квартиранта какие-то права.

— Вы чиновник? — спросил он.

Господин продолжал раскладывать свои вещи. Он усмехнулся и, вынимая из внутреннего кармана пиджака синеватую книжицу, сказал:

— Конечно, вы должны знать, кто я такой. Вот мой паспорт.

Он отвернулся и занялся своим бельем.

Ганев вышел.

Когда он вернулся в кухню, к жене, он уже вполне успокоился, хотя ему и было неприятно, что он отдал стулья.

— Не надо было давать, еще облупятся. Ну как он тебе? — сказала жена.

— Интересный тип, — ответил Ганев с усмешкой. — Не исключено, что авантюрист. Служебного удостоверения нет. Дал мне паспорт. Ну-ка посмотрим, что там.

Он открыл паспорт. Жена тоже склонилась над ним, а Мими залезла на стул. Все трое молча, с жадным любопытством разглядывали фотографию. О стекло балконной двери с жужжанием билась муха, лампа над их головами отбрасывала тени, от которых их лица словно вытягивались.

Выяснилось, что их квартирант приехал из Италии, что он инженер, холост и что ему тридцать семь лет.

Супруги стали высказывать всякие догадки относительно его жизни, потом Ганев положил паспорт в карман, и они сели ужинать.