Вера Колочкова - Из жизни Ксюши Белкиной

— А то и случилось! Меня дома не было, а она приперлась тут, приставать нагло стала к Ивану!

— Мам, этого не может быть… Что ты! Этого просто не может быть…

— Ну да! Не может быть! А по чьей милости у него третий инфаркт, по–твоему, случился? Все из–за этой шалавы! Убью к чертовой матери!

— Инфаркт? У Ивана Ильича? А где он сейчас?

— Да только что в больницу увезли!

— В какую?

— Да какая разница теперь, в какую? В двадцать третью, кажется, в кардиологическую… Все равно он уже не жилец… А самое обидное знаешь что?

— Что?

— Все его имущество, оказывается, на дочку записано! Ну, на ту, которая в Бельгии… Так что мне абсолютно ничего здесь не светит… Да если бы не твоя шалава, я б со временем уговорила его квартиру мне отписать! Нет, приперлась, довела мужика до инфаркта…

— Мам, да с чего ты взяла? Может, она и не виновата…

— Да мы в дверях с ней столкнулись! Я открываю, а она выскакивает, как угорелая, и бегом вниз по лестнице… А через полчаса он за сердце схватился!

— Как же так, мам…

— А вот так! Разве я с вами когда–нибудь устроюсь, наконец?! Выгоню обеих на улицу к чертовой матери! Дряни такие…

Трубка еще долго плевалась в Ксюшино ухо разнообразными ругательствами, которые она терпеливо выслушала все до последнего, стоя смирно, вытянувшись в струнку и уперев широко раскрытые от ужаса глаза в облупившуюся грязно–зеленую стену коридора. И короткие гудки потом долго и внимательно слушала…

— Что у нее случилось, Ксюх? – спросила подошедшая Асия. – Серьезное что–то? Ты бледная вся такая…

— У Ивана Ильича инфаркт…

— Ага? Вот и здрасьте–нате! Называется, вышла замуж наша Зинаида Алексеевна! Она что, из больницы звонила?

— Нет, из дома…

— Как же, поедет Зинка в больницу! – насмешливо произнесла застывшая в дверях своей комнаты Галия Салимовна. – Не на ту напал… Хотя если из–за квартиры – то поедет…

— Квартира не его – она на дочь оформлена…

— А! Ну тогда все ясно! Тогда загибаться мужику там одному… Да–а–а, ненадолго же мы с Зиночкой распрощались! Я прямо как чувствовала – придется нам еще поскандалить по–соседски…

— Ксюх, что с тобой? — спросила вдруг Асия, дотрагиваясь до ее плеча. – Мне кажется, ты сейчас в обморок грохнешься! Расстроилась, что мать может скоро вернуться?

— Да как вы не понимаете… Иван Ильич… У него ведь третий инфаркт уже…

— У–у–у… Тогда точно не жилец! – констатировала Галия Салимовна. – А ты иди–ка, приляг на всякий случай, а то и вправду грохнешься тут…

— Иван Ильич, здравствуйте… — тихо проговорила Ксюша, садясь на краешек стоящего у кровати стула. Нервно сглотнув от волнения и не зная, что говорить и куда деть руки, начала, опустив низко голову, старательно расправлять на коленках полы короткого белого халата, выданного в больничном гардеробе.

Иван Ильич повернул к ней голову и долго всматривался ее лицо, медленно опуская и поднимая тяжелые веки. Не было, конечно, в его глазах больше ни веселости, ни прежней искрящейся синим светом хитринки. Страдальческими были глаза, больными и равнодушными, как у мертвой рыбы, выброшенной злой волной на берег. «Не жилец…», — вспомнилось вдруг ей соседкино бесстрастное заключение, и сжалось в твердый комок сердце, и так захотелось плакать – сил нет… «Нельзя. Надо, наоборот, улыбаться, наверное. А вдруг он меня и не узнал вовсе?» — пронеслось у нее в голове.

— Иван Ильич, это я, Ксюша…

— Здравствуй, Ксюша… А Зиночка где? – тихо спросил он, с трудом шевеля сухими губами.

— А она… Ой, я не знаю… Может, заболела… — лепетала извиняющимся голосом Ксюша, изо всех сил стараясь бодренько улыбаться и чувствуя себя при этом прескверно, будто она и только она виновата в том, что мать так и не удосужилась за эти дни навестить его. «А могла бы!» — подумалось ей. – «Из реанимации его три дня как перевели…»

— Понятно…

Иван Ильич снова отвернул от нее лицо и, дернув некрасиво и быстро кадыком, тяжело сглотнул, уставился равнодушно в больничный потолок.

— А я вот тут бульон принесла, теплый еще. И яблоки… Вы скажите, что вам можно, я все принесу…

— Не надо, Ксюша. Не носи ничего. Видишь – не в коня нынче овес…

— Ну, наконец–то! – громко проговорила, подходя к кровати, статная красивая женщина в белоснежном крахмальном халате. – Наконец–то хоть кто–то явился! А мы уж думали, он у нас бесхозный! Что ж вы, милочка, дедушку своего бросили? Или кто он вам? Отец? Его ведь и кормить надо, и мыть, и белье менять…Он же лежачий! А санитарок, сами понимаете, не всегда хватает… Так что для начала помойте пол в палате, и коридор захватите, и лестницу – у нас все ухаживающие по очереди моют! А потом зайдите ко мне в ординаторскую — поговорим…

На следующее утро Ксюша, трясясь от страха, робко постучала в красивую дверь кабинета директора магазина, той самой Дарьи Львовны, сестры Леди Макбет, что взяла ее, шестнадцатилетнюю мать–одиночку, когда–то к себе на работу. Робко приоткрыв дверь, вошла бочком, улыбнулась виновато и просяще:

— Здравствуйте, Дарья Львовна… Можно?

— Что у тебя, Белкина? Говори быстрей – некогда мне! – подняла на нее глаза от разложенных на столе бумаг Дарья Львовна.

— Я бы хотела отпуск оформить… Мне очень нужно сейчас… Если хотите – я без содержания могу… Мне очень, очень нужно… — умоляюще сведя брови домиком и боясь подойти к столу, лепетала Ксюша, вцепившись рукой в дверную ручку.

— Зачем тебе отпуск, Белкина? Ты что? Ехать куда–то собралась, что ли? В Турцию–Египет?

— Нет…

— Тогда зачем тебе отпуск? Не понимаю! И так народу не хватает, а она отпуск пришла просить! Ты что?

— Мне очень нужно, Дарья Львовна!

В кабинет, больно толкнув Ксюшу дверью в спину, ворвалась главная бухгалтерша Нина, неся перед собой кипу накладных.

— Ой, Белкина, чуть я тебя не убила! Ты почему под дверью стоишь?

— Вот, Нина, представляешь – в отпуск пришла проситься! Совсем обнаглели уже, никто работать не хочет!

— Ну и что? Я, например, вообще не припомню, чтоб она когда–нибудь отпуск брала! Белкина, ты брала отпуск?

— Нет…

— Что, ни разу?!

— Нет…

— А сколько ты у нас работаешь?

— Пятнадцать лет.

— Ого! Вот это подвиг, Белкина! Дарья Львовна, отпустите девчонку! Вы что? – спокойно и требовательно глянула на директрису главная бухгалтерша.

— Ладно, иди оформляй… — махнула рукой Дарья Львовна, недовольно глядя на Нину. — Вечно ты суешься, куда не следует! Да эта девчонка мне всю жизнь должна быть благодарна! Как бы она жила, если б я ее на работу не взяла?

— Да она вам давно уже все отработала! Она ж самая безотказная, слово поперек никогда никому не скажет! Пашет, как рабыня Изаура…