Сью Таунсенд - Королева Камилла

Королева отыскала взглядом Сьюзен, Фредди, Тоску и Лео. Те лежали в дальнем конце комнаты, прижав уши и не сводя с Гарриса глаз.

Слух о том, что королева спасла их от голодной смерти, а Гаррис практически пожертвовал собой ради общего дела, быстро распространился среди собачьего населения. Кучка озабоченных псов собралась у дома Камиллы и Чарльза, ожидая, что кто‑нибудь из тамошних передаст им сводку о состоянии героя. За – За потихоньку смылась из дому, пока ее хозяйка корпела над своим романом. К группе поддержки присоединились даже Спайк и Радж, которые, как правило, не выходили за ворота.

В 4.30 пополудни в палисаднике появился Фредди и пролаял:

– В 4.27 Гаррис сел и попросил есть и пить. Он очень слаб, но нос у него блестит и глаза горят. Королева считает, что он поправится. Советую вам разойтись по домам и ждать доставки корма и печенья.

– Дворнягам тоже перепадет? – пролаял Микки Тоби.

– Согласно распоряжению Гарриса, я временно отменяю деление на породистых и дворняг, – объявил Фредди. – В конце концов, все мы собаки!

Дворняги, бывшие в толпе, стали оглядываться на породистых: как те примут известие? Явно без восторга. Породистые решили между собой, что от разряда тазера Гаррис тронулся умом. Как это можно равнять дворнягу и собаку с родословной? Разве многовековая селекция уже ничего не значит?

Когда Спайк и За – За бок о бок трусили через лужайку, отправляясь по домам, Спайк прорычал:

– Я не против секса с дворняжкой, но жить с ней под одной крышей я бы не хотел.

– И я, mon cheri , – тявкнула За – За. – Этот Гаррьис предатьель своего класса.

Спайк взрыкнул:

– Я помню, в прошлом у нас были расхождения, но ты мне всегда нравилась, За – За.

За – За рассмеялась:

– Ты для менья слишком тьяжелый, cheri, и, увы, у тебья черты Джона Прескотта [66].

Спайк оскорбился: он видел Джона Прескотта по историческому каналу. Но За – За, пусть эгоистичная и крайне бестактная, не была совсем уж бессердечной. Она заметила, что обидела Спайка. И сказала:

– Секса у нас не будьет, но ты можешь поньюхать мою derrierel.

Спайк обошел За – За и втянул ноздрями ее запах – это была пьянящая смесь мускусных секретов и «Диориссимо», которым принцесса Кентская спрыскивала свою маленькую собачку ежедневно после купания. Спайк утонул в благоухании; его уродливая голова пошла кругом, и он попытался вскочить на За – За, но та была слишком мала, чтобы у Спайка что‑нибудь вышло. Принцесса Кентская, заметив наконец, что За – За исчезла, вышла на поиски. И увидела, что ее собачку покрывает капающий слюной Спайк.

– А ну отстань от нее, отродье! – завизжала принцесса и пнула Спайка ногой.

Принцесса Анна, услышав, как Спайк взвыл от боли, вылетела на крыльцо и завопила:

– Еще раз пнешь мою собаку, я тебе башку оторву, стерва!

Принцесса Кентская подхватила За – За и, чмокнув в крошечную скуксившуюся мордочку, просюсюкала:

– Напугала тебя эта слюнявая горилла, а, золотко?

Анна ласково пошлепала Спайка по макушке и сказала:

– У меня по крайней мере собака как собака. А развращенное убожество у тебя на руках – это какая‑то четвероногая Барби в шерсти.

Как именно началась драка между ними, история умалчивает. Спигги клялся, что первый удар нанесла принцесса Кентская, между тем менее пристрастный свидетель, мистер Анвар, утверждал, что это Анна запрыгнула супостатке на спину и завопила: «Вперед, моя поняшка!» Дерущиеся дамы – не такое уж редкое зрелище в переулке Ад, но члены клана Виндзоров в этом шоу выступали впервые. Люди слышали, как принцесса Кентская верещала, что Анна, мол, вышла за дворнягу. Анна в ответ орала, что у Спигги, в отличие от некоторых, хоть есть подбородок.

Маддо Кларк вынес на лужайку складной стул и устроился посмотреть, как немолодую лощеную прошмандовку будут валять в грязи. Наконец Спигги разнял дерущихся и утащил Анну домой, приговаривая:

– Брось, Энни, она того не стоит.

Маддо Кларк похвалил рукопашную подготовку принцессы Кентской и предложил свою помощь в избавлении от вымазанной грязью одежды, получив отказ, сложил стул и побрел восвояси.

Банки собачьего корма, доставленного продуктовым фургончиком, сплошь облепляли предупреждающие ярлыки: СОБАКИ УБИВАЮТ, СОБАКИ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СЕРЬЕЗНУЮ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ, СОБАКИ ВЫЗЫВАЮТ СЛЕПОТУ СОБАКИ ЛИЖУТ СВОИ ГЕНИТАЛИИ, А ЗАТЕМ ВАШЕ ЛИЦО, НЕ КОРМИТЕ СОБАКУ НАКОРМИТЕ ГОЛОДАЮЩЕГО РЕБЕНКА, СОБАКИ ПЕРЕНОСЯТ БЛОХ.

Раздав банки, королева оставила Гарриса на попечении Чарльза и Камиллы, а сама отправилась домой надеть шляпу, пальто и перчатки. Убедившись, что удостоверение в сумочке, она вышла за дверь и двинулась к полицейскому кордону. Инспектор Лэнсер, избегая взгляда Елизаветы, взмахом разрешил ей проходить. В обычных обстоятельствах королева произнесла бы несколько приветливых слов – однажды они целых пять минут беседовали о погоде, – но сейчас она не смогла заставить себя говорить с инспектором.

У дверей интерната она ждала дольше обычного, без конца нажимая на кнопку звонка, а потом барабаня в дверь кулаком. Ей открыла незнакомая санитарка, катившая старушку в инвалидном кресле, и спросила с польским, как показалось королеве, акцентом:

– Что вы хочете?

Королева просунула ногу в дверь и сказала:

– Я пришла навестить мужа, мистера Виндзора, он на верхнем этаже.

Королева достала удостоверение; санитарка глянула на него и позволила ей войти.

Вонь чуть не сбила королеву с ног. Воздух словно сочился невидимыми зловонными веществами. Старушка в коляске обратила к королеве желтое лицо и прошептала:

– Ваше величество, меня здесь убивают.

Королева поспешила к лифту, но санитарка крикнула ей вслед:

– Он поломатый, лифт.

Взбираясь по лестнице и поминутно останавливаясь перевести дыхание, Елизавета слышала жалобные голоса своих сограждан, полные растерянности и страха, – голоса тех, кого она звала когда‑то подданными. И молодой грубый голос, отдававший команды кому‑то, кто явно не желал подчиняться.

Войдя в палату к мужу, она увидела, что Гарольд Баньян пытается донести до рта принца Филипа чайную ложку с йогуртом, однако мешала инвалидная коляска.

Увидев королеву. Баньян воскликнул:

– Слава богу, вы пришли!

Облик мужа встревожил Елизавету. За те шесть дней, что они не виделись, Филип как будто вдвое усох. Королева с трудом узнавала мужа в маленьком старичке, чья голова покоилась на замызганной подушке.

Баньян указал ей на многочисленные тарелки на тумбочке возле кровати Филипа:

– Он ничего не ел. И пить, надо думать, тоже не пил. Нам тут тугонько пришлось.

Пока королева пыталась напоить мужа водой из стакана. Баньян откатился к окну и уставился на улицу.