Геннадий Авраменко - Уходили из дома

Отец предлагает, если уж я такой писатель оказался, попробовать издать мой фантастический роман. Интересная мысль, только нужно этот чертов роман еще заново переписать, многое поменять, отпечатать на машинке и только тогда думать об издании. А редактировать у меня нет времени, потому что я в разъездах. Если не путешествовать, а сидеть в Москве и писать, то надо что-то кушать, а чтобы кушать, надо работать. Но тогда не останется времени на творчество. В общем, заколдованный круг получается.

Сегодня День детей. Дети — цветы жизни. Хиппи — дети цветов. Вывод: у меня сегодня профессиональный праздник! Хиппаны сегодня натаскают кучу денег, поедут на Ореховские пруды в Царицыно, будут пить портвейн, курить траву, заниматься любовью, а не войной, драться с гопниками и бегать от ментов.

Минская трасса. Вдвоем с Солидолом нас брать никто не хотел ,кроме двух храбрых безрассудных частников, так что пришлось разделиться. Если честно, будь я владельцем автотранспорта, я бы Солидола не стал подвозить ни за какие коврижки. Он настолько космат, что наводит ужас даже на привыкшего меня. Глаза у него голубые и добрые, но с большого расстояния, какие там у чудища глаза, не разберешь. Как ни странно, его все-таки берут, и это вдребезги разносит утверждения некоторых умников, что эпоха автостопа в России закончилась.

Как только мы разбились, договорившись встретиться на вокзале в Минске, дела пошли не в пример лучше. Через сотню километров мы снова пересеклись, поболтали, и уже следующий «КамАЗ» взял меня прямо до Минска!

Драйвер попался общительный, я тоже в хорошем настроении, поболтать не против был. Водилы бывают четырех типов: молчуны, говоруны, слушатели и нормальные. Молчуны, так те иногда даже просят не разговаривать, такие попадаются в основном днем и берут тебя просто из человеколюбия. Слушатели, напротив, берут с оговоркой, что развлекать будешь, — такие ночью подбирают, слушают твой треп, чтоб не заснуть. Говоруны тоже в основном ночью, такие иногда попадаются, всю жизнь свою расскажут, а ты и слова не вставишь. А нормальные — они нормальные и есть.

Мой вот, слава богу, нормальный оказался, расспросил про хиппи, высказал свою точку зрения о правительстве и ценовом беспределе. Анекдоты потравили, в общем, доехали весело. В Минске Солидол не объявился, сколько я его ни ждал. Вместо него на вокзале возник неприятный тип по имени Саша из Кенигсберга. Сказал, что хиппи, но видом — БОМЖ. В Крым ехал. На трассе он стер ногу, я ему выдал из своей аптечки бинт и стрептоцид, рану присыпать. В Крым он едет с флягой на поясе и авоськой в руках. А это значит, что недостающее он украдет. Причем, что самое печальное, у своих же. Но судить за еще не совершенное нельзя, да и кто я такой, чтобы судить его?

Приехал к Славе Советским Женщинам. Они с женой обрадовались, вписали, конечно. А ночью сын его, Джорджик, не мог заснуть, кашлял и кричал. Маринка вызвала «скорую», оказалось — корь. Ужас. Увезли в больницу. Вот такой, блин, День детей получился.

Не выспавшийся, не умывшись и даже чаю не хлебнув, поскакал на «Радиаторную», оттуда доехал до «Беларуси» и вскочил на дизель до Вильнюса. Нашел местечко и тут же вырубился. С контингентом пригородных электричек и, как выяснилось теперь, международных дизелей мне жить неуютно, лучше сразу заснуть. Полон вагон квелых бабулек с курами, мужиков в спецовках, гогочут все, водку с утра пьют. Дичь какая-то.

В Вильнюсе, на выходе из вагона, обнаружил Солидола, который, оказывается, ехал со мной в одном вагоне и тоже дрых без задних ног. Приехал в Минск он позже меня и заночевал у брата. Уж не знаю, какой у него в Минске брат, но то, что я не с ним вписывался, хорошо. В больших дозах Солидол невыносим. И ведь всем прекрасный человек Леша Солидол. Умный, рассудительный. Опытный. Слишком самоуверенный, что, впрочем, не мешает ему втираться в доверие абсолютно ко всем. Он так ведет беседу, так говорит, что отказать ему просто-напросто невозможно. Не успеваешь задуматься, как он обезоруживает тебя своим смехом, бровями над большими голубыми глазами, да ему просто хочется верить! Но есть в нем и что-то отпугивающее — может, именно эта самоуверенность. А может, моя личная подозрительность не позволяет сближаться ни с кем, дабы не привыкнуть к человеку. Но скорее всего дело в моей интуиции, которая не подводит меня почти никогда. Не позволяет моя интуиция целиком доверять человеку, говорящему настолько много и без толку.

Позвонил Жильвинасу. Быстренько пересеклись, договорились к вечеру встретиться на «Вайве» и разбежались. Прошлись с Солидолом по магазинам. Умудрился отхватить себе на осень ботинки всего за 420 рублей! Купил домой сахара три килограмма и палку колбасы сырокопченой. Мама порадуется.

Так приятно в страшную жарищу сидеть в уютном вильнюсском подвальчике и пить ледяное пиво! Выпили, наверное, кружки по три, еле сами себя за уши оттащили, с Жилом надо было на стрелу бежать. Жил потащил нас на озеро купаться. Поплавали, на берегу снова холодное пиво, что может быть лучше! Опять страшно захотелось в Крым. С морем озеро не сравнить, а с литовским пивом, как бы хорошо оно ни было, расчудесный портвейн из Рыбачьего — тем более.

В городе повстречали Гелку с Гитой и поволокли их с собой в разведанный нами пивняк. Договорились все встретиться через месяцок в Крыму, в Симеизе или на Мангупе. Жильвинас тоскливо смотрел на Гиту и клятвенно обещал тоже приехать. Влюбился, что ли? Как-то часто у него это происходит.

Так день и пролетел. На ночь завалились к герлам, наварили глинтвейна. Говно глинтвейн получился. Хотя за весь день мы так накидались всевозможными сортами пива, что даже нектар божественный показался бы нам отвратительным пойлом.

Напившись, сказал «спасибо» Солидолу за Мангуп. Ведь это он меня отвел туда когда-то...

Помню, кисли мы в Рыбачьем, варили «молоко».

— Слушай, Ринго, — сказал Солидол. — Может, достаточно уже моря? Давайте я вас с Добровольцем в горы отведу? Мы с Котенком Гав завтра собираемся туда.

Я закрыл глаза. Огромная, как Джомолунгма, заснеженная вершина, пронизывающий холод, останки альпинистов торчат из сугроба...

— Не, спасибо, — вежливо отказался я.

— Да там круто! Жара, развалины, прохладные родники, хиппушки — лапушки! Жить будем в пещерах!

Перед глазами возник я, висящий на веревке среди сталактитов и сталагмитов.

— И не уговаривай, Леша, не пойдем, — подключился и Андрюша Доброволец.

Но, хлебнув «молока», мы размякли и согласились сходить ровно на один день. Солидол пообещал за этим строго проследить. Утром растолкал нас ни свет ни заря, имы поехали на Мангуп.