Вера Эфрон - Продана

– Отпусти меня!

– Ишь ты, какая сучка! – заржали все.

– Она получила оргазм!

– Ну и как она, тесновата? – услышала я голос Радика.

– Естественно, целка же, – прокомментировал Ле-андр.

Марат тяжело сопел за моей спиной.

– Отпусти меня! – снова закричала я и попыталась высвободиться, но ощутимый удар заставил меня замолчать.

Мамочки, не могу больше… Мне нечем было дышать, от боли я почти теряла сознание, и тут до меня донеслось:

– Ей надо еще одну палку! – Это был Леандр.

– Сейчас моя очередь, – перебил его Радик. – Дайте ее мне!

Я почувствовала, как в рот мне снова засунули член. Чей именно, мне было уже все равно. Я бы предпочла умереть, если такое было возможно. Нет, сначала убить их, а потом умереть самой. Я уже не могла терпеть боль, колени меня уже не держали, и я как тряпка обвисла в руках у Марата.

– А ну поднимись, подлая тварь, – зарычал он. – Скоро кончу.

Но я не могла подняться. И плакать я больше не могла. Я стояла на четвереньках и судорожно дышала. Внизу все болело. Что он сделал со мной? Что они там задумали?

Как в тумане я увидела, что сзади ко мне приближается Радик, и снова почувствовала острую боль. Я закусила губу, но боль от этого только усилилась.

– Пожалуйста, отпустите меня! Ну пожалуйста!

– Достала уже, блин, своим нытьем, – сказал Марат и наградил меня пинком в живот. – Ничтожная сука!

– Тихо, иначе убью! – сказал Леандр и притянул меня руками за голову.

– Ну пожалуйста!..

Член этого ублюдка, по крайней мере, не вонял мочой, но от этого мне не стало легче. Марат занялся Эвелиной, которая не оказывала ни малейшего сопротивления. Мне не хотелось смотреть на них. Я закрыла глаза и улетела мыслями далеко-далеко: в родную Трудолюбовку, к бабушке и ее коровам. До чего же там было хорошо! И как я не понимала этого? Я могла бегать в летний день по цветущему лугу и наслаждаться теплыми лучами солнца. У меня словно крылья выросли за спиной, они несли меня все выше и выше, туда, где зарождалась гроза. Внезапно раздался раскат грома, и на мои белоснежные крылья обрушился ливень. Он намочил меня всю, теплая вода текла по голове, по лицу, по губам… Я высунула язык, чтобы слизнуть дождевые капли, и тут мне в нос ударил резкий аммиачный запах. Это был не дождь, это была моча.

Удар в живот вернул меня в грязную действительность. Я упала на мозаичный пол в лужу мочи и спермы.

К жизни меня вернули чьи-то мягкие руки, бережно намыливавшие меня мылом с сиреневым запахом. Я догадалась, что это Татьяна с Эвелиной. Мои новые знакомые обильно лили на меня воду прямо из ведра. Раны и ранки сильно щипали, но все равно ощущение было приятное. От воды шел пар. Девушки соскребали с моего лица остатки клейкой слюны и спермы и намыливали снова и снова. А поливали меня теплой водой.

Закончив мытье, они завернули меня в мягкое полотенце. Я сама вышла из сауны в предбанник. Там было пусто – только воняло табаком и валялся мусор: банки от пива, колбасные шкурки… На столе стояла пепельница, полная окурков. Светлое дерево было сплошь покрыто пеплом. На фоне серого пепла бросался в глаза белый порошок в чайной ложке – единственное светлое пятно в этой помойке.

Татьяна тоже заметила это.

– Эвелина, может, Наташа немного понюхает?

– Нет, – отрезала Эвелина.

– Думаешь, не поможет?

– Думаю, нет.

– Почему же? Нам-то помогает.

– Она слишком близко все принимает.

– Может, ты и права. Давай положим ее.

– Да, ей надо поспать.

– Если заснет…

– Во всяком случае, это ей необходимо.

Они подвели меня к матрасу, который лежал в углу, и осторожно усадили. Я легла на бок и сжалась в комок. Татьяна принесла байковое одеяло и накрыла меня.

Натянув одеяло на голову, я лежала с открытыми глазами, не в силах даже плакать. Вероятно, я уже выплакала все слезы – не знаю. Плакать я больше не могла. Я дрожала всем телом. Голова была пустая, все внутри меня было пустым. После насилия ничего не осталось.

– Марат был сегодня ужасно грубым, – услышала я слова Эвелины.

– Да, – отозвалась Татьяна.

– Словно на него что-то нашло.

– Да, – ответила Татьяна. – Вероятно, ему не понравилось, что она не соглашалась. А она сильная…

– Достанется ей, – вздохнула Эвелина.

– К этому тоже привыкаешь, – равнодушно ответила Татьяна.

– А я вот боюсь, когда меня бьют. У Марата кулаки железные.

– Иногда неплохо получить вздрючку, чтобы почувствовать, что ты еще жива.

– А ты жива?

В комнате было тихо. Таня молчала. Я подумала, а чтобы ответила я? Я еще жива? Все болело – руки грудь, живот, особенно низ живота… В голове стучало, спина покрылась холодным потом. Наверное, все-таки жива.

В полночь мне захотелось в туалет. Я поднялась и надела туфли. Каждое движение отдавалось болью в голове, перед глазами все плыло. Некоторое время я посидела на матрасе и подождала, когда пройдет головокружение. Потом на дрожащих ногах прошла в уборную. Там я подумала: а что, если все-таки попытаться сбежать?

Я вернулась в свой угол и собрала вещи, лежавшие на стуле. Стараясь не шуметь, я натянула на себя джинсы и футболку. Мне, возможно, не помешала бы теплая кофта, но она лежала в чемодане, а его открывать я боялась, мне не хотелось разбудить девчонок. Ничего, летом не замерзну, решила я.

Я прокралась к двери и приоткрыла ее, чтобы убедиться, нет ли собаки. Во дворе было тихо и прохладно. Несмотря на боль в ребрах, я вдохнула свежий воздух полной грудью. Звезды казались большими, больше, чем были вечером, но луна исчезла за тучей, закрывавшей половину неба, и темень стояла непроглядная. Я ничего не видела.

– Наташа, ночью они обычно спускают собаку, – услышала я шепот Татьяны.

– Можешь не шептать, я тоже не сплю, – сказала Эвелина.

– Закрой дверь, а то собака забежит, – попросила Татьяна.

– Проклятая зверина укусила однажды даже Леанд-ра, своего хозяина.

– А тебя она просто загрызет.

По голосам было понятно, что девушки испытывают неподдельный страх. Но я не послушалась их. Нет, они просто хотят меня попугать. Эти дурочки сидят в дерьме и не понимают, как я хочу сбежать.

Я сделала шаг и замерла. Ничего не произошло, все было тихо. В большом доме не светилось ни одного окна, даже лампа у подъезда не горела. Я знала, что ворота были слева от бани. До них не больше двадцати метров. Надо попытаться их открыть. В противном случае я попробую перелезть через них. Колючей проволоки над воротами не было.

Я сделала еще шаг по двору.

– Ты на самом деле дура, – услышала я голос Эвелины.

– Пусть попробует. Потом ей будет легче смириться с тем, что отсюда не убежать.

– Не думаю…

– На ошибках учатся.

– Они ее убьют.