Сергей Тепляков - Двуллер-2: Коля-Николай

Грядкин, глядя на нее, цепенел от любви.

На следующий день они пошли к Прокопьеву. Ирина не больно-то и хотела, но Грядкин настоял – он с удовольствием вживался в роль семейного человека. Прокопьев с женой усадили их за стол, переглядывались и от чего-то разрумянились, будто были на сватовстве. Прокопьев, хоть и заметил, что Ирина постарше будет Грядкина, но оценил ее редкую красоту и незаметно показал ему большой палец – молодец! После двух рюмок Прокопьев с женой, посмотрев друг на друга, без слов поняли, что думают об одном и том же – о том, как много прошло лет с тех пор, как и они были молоды. Прокопьев хотел было сказать Грядкину что-то вроде «Береги любовь, Коля!», но для таких разговоров и выпито было еще немного, да и понял Прокопьев, что это будет как-то по-стариковски. Вместо это он налил всем – мужикам водки, женщинам – вина, поднял свою рюмку, отпил из нее и, удивленно посмотрев на жену, сказал:

– Никак горько?!

Она улыбнулась, отхлебнула из бокала вина и подтвердила:

– И впрямь. Горько!

– Горько! – закричали они вместе.

Грядкин улыбался напряженно и счастливо. Ирина посмотрела на него и подумала – как же все запутывается. Ведь милые люди, а как все запутывают…

– Коля, ведь и мне горько… – сказала она, улыбаясь. В горле у нее и правда стоял комок, но она улыбалась.

Они встали и начали целоваться так, будто решили выиграть какой-то приз за продолжительность поцелуя. Прокопьевы поняли, что это что-то большее, чем поцелуй, но не могли понять – что: никто ведь не рассказал им, как Ирина и Грядкин шли к этому вечеру два года.

– Ну что, Коля, нашел ты свою грядку? – спросил знавший грядкинскую поговорку Прокопьев, когда молодые, наконец, оторвались друг от друга и сели.

– Нашел, Анатолий Кириллович, нашел… – ответил Грядкин. – Вот теперь буду расти и расти…

– А вот за рост тоже надо выпить! – заявил Прокопьев и все вокруг захохотали.

Совсем не так все прошло у родителей Грядкина. Сюда Ирина и вовсе боялась идти, но Грядкин считал, что все должно быть как у людей, хотя и сам подозревал, что все может пойти наперекосяк. Так и вышло. Еще в дверях, увидев, как вытянулись лица у родителей, Грядкин с тоской подумал, что зря он однако затеял все это знакомство.

Они прошли. Мать тут же под предлогом последних приготовлений увлекла Ирину на кухню. Отец с Николаем остались вдвоем.

– А помоложе-то на складе не было, сынок? – тихо спросил отец. – Ты уж меня извини, но она скорее для меня, чем для тебя…

Грядкин так посмотрел на отца, что тот осекся.

– Да в общем-то ладно, дело твое… – примирительно сказал отец. – Но красивая, не спорю. Тут одобряю, одобряю…

Мать тем временем на кухне краем глаза приглядывала за тем, как Ирина делает кухонную работу. У Ирины все получалось споро, быстро и хорошо, но это-то как раз и не нравилось грядкинской матери: в этом опыте она угадывала немалый возраст. «Лет тридцать пять…» – решила она, из материнской ревности накидывая Ирине четыре года.

Наконец, сели за стол. Грядкин надеялся, что вино смягчит родителей, хотя и понимал, что вряд ли – прежде не смягчало. Выпили за знакомство, начали раскладывать по тарелкам салаты.

– Ну как твое офицерство, как в прокуратуре? – спросил отец.

– Да все хорошо… – ответил Николай. – Ловим, сажаем.

– Хорошая у тебя работа, умственная, государственная! – одобрительно подчеркнул отец последнее слово. – Дети должны прыгать выше родителей! А он, вы представьте, Ирина, в детстве надумал машины мыть! А я ему говорю – руками деньги зарабатывают только дураки. А умные зарабатывают их умом!

Он обвел всех торжествующим взглядом.

– Вы как давно знакомы? – спросила Ирину мать как-то так, будто о неважном, но Грядкин чутьем понял – разведка началась.

– Мам, мы знакомы два года… – ответил он, опередив Ирину и сжимая ей под скатертью руку своей горячей рукой. – Ты не бойся, у нас все хорошо.

– А, хорошо… – сказала мать со страдальческим выражением лица.

– А родители-то ваши, Ирина, живы? – спросил отец. Грядкин тут же похолодел – он понял, каким будет следующий вопрос. И правда, следующий вопрос был про то, кем работают родители. Когда отец узнал, что родители Ирины в деревне простые крестьяне, да и она сама работает на заводе и делает железобетон, лицо у него вытянулось еще больше. Ирина оглянулась на Грядкина так, будто спрашивал – может, мы уже уйдем?

– Пап, ну так и мы не из князьев… – с вымученной улыбкой сказал он.

– Мы, сынок, из инженеров! На нас страна держится! – веско сказал отец.

– А на крестьянах можно подумать не держится! – разозлился Грядкин за Ирину и ее семью.

– Никто не отрицает, крестьянство – важный слой. Но курс страны, ее потенциал, ее будущее определяют инженеры! – сказал отец, покачивая значительно пальцем. – У вас, Ирина, как я понимаю, высшего образования нет?

– Почему же, есть… – ответила она. – Я модельер-конструктор.

Родители поразились. Грядкин видел, что лица у них просветлели: модельер-конструктор – это еще куда ни шло.

– А чего же, извините, вы на заводе бетон делаете? – спросил уже спокойнее отец.

– Да как в кризис перестал народ одежду заказывать, так до сих пор и не начал… – ответила Ирина. Про модельера-конструктора она немного подзагнула – диплом по этой специальности был у нее не вузовский, а пэтэушный. Но, с первых вопросов поняв, куда в грядкинской семье ветры дуют, она решила, что немного приврать – не грех.

– А что же вы шили? – спросила грядкинская мать.

– Я все умею. Но лично мне больше нравилась женская одежда… – ответила Ирина. Мать уже готова была сменить гнев на милость, но тут же одернула сама себя – ведь эта женщина, почти старуха, охотилась за ее сыном. Ирина уловила эту перемену и поняла, что ничего хорошего в этом вечере не будет, зря они сюда пошли.

Да еще ей было неуютно от того, что слишком много приходилось врать. Не скажешь ведь, что замужем, и что ребенок есть – а если к 30 годам замужем не была и без ребенка, так еще подозрительнее. Ирина видела, что мать Грядкина не сводит с нее глаз. «Подозревает… – подумала Ирина. – Чует материнским сердцем – что-то не так»… Она вдруг подумала: вот было бы хорошо, если бы когда-нибудь и Мишка вот так привел бы к ним в дом свою девушку, и вот так же, как Грядкин сейчас, ловил взгляд матери – одобрит или нет. «Поди и я бы за своего сыночка этой девке глаза выцарапать была бы готова… – внутренне усмехнулась Ирина. – Мать она и есть мать»… Тут же она подумала: что же, выходит и Нэлла Макаровна права в том, что до сих пор не отпускает от себя сына, не дает ему самостоятельно ни вздохнуть, ни чихнуть? С этими мыслями Ирина ушла в себя и мать Грядкина заметила это.