Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 12, 2000

Живость изложения и очень точный этический и эстетический слух, присущий автору, делают рассказанные истории внутренне достоверными.

Несколько рассказов и стихотворений, помещенных в последней части книги и не связанных с литературными воспоминаниями, к сожалению, не так хороши.

Исай Кузнецов. Все ушли… Воспоминания, сны, разговоры. М., «Крук», 2000, 352 стр.

Исай Кузнецов, 1916 года рождения, — участник войны, известный сценарист (один и в соавторстве с А. Заком), драматург и прозаик.

Книга посвящена его матери, почти ровеснице Ахматовой, Цветаевой, Ларисы Рейснер и так далее, — женщине, ничем не знаменитой, матери троих детей. Она прекрасно пекла и готовила еврейские блюда: халу, фаршированную рыбу, цимес, кнейдлех, фарфелех, тейглех… По субботам она надевала черный кружевной платок и шла в синагогу или читала дома еврейские молитвы. Лиза (Лиечка) была не из местечка. Она всю жизнь прожила в Центральной России (Тула, Петербург, Москва) в хороших комнатах, среди людей образованных и не бедных.

Тем не менее все зовы и беды России этого века не обошли ее стороной.

Встреча с Толстым, знакомство с революционными кружками, тревожное ожидание мужа, участника Первой мировой войны, революция, реквизиции, арест и расстрел мужа в 1937 и 1938 годах, гибель сына на фронте, ожидание высылки евреев в Сибирь в 1952-м, диссидентство и уход в православие одного из внуков…

Исай Кузнецов возвел словесный памятник своей матери и когда-то жившим в России многим таким, как она. Как любящий сын и мастер, он построил хороший памятник. Но… в последней, очень короткой части своей книги «Кадиш» (поминальная молитва) у могилы матери он встречает кладбищенского старика Лейзера Кассирера. В его потрепанной тетрадке 367 могил. И дни, когда к ним надо приходить. «Они оставляют мне деньги на поминание… Я прихожу и молюсь. Может быть, они тоже молятся в этот день, там у себя, в Израиле, Германии, Америке, Канаде, не знаю, где уж еще… А может, и не молятся. Кто из них знает лошен кейдеш? Вы знаете?»

Российские (бывшие советские) евреи ушли в новое рассеяние. Или в ассимиляцию. Или в другую обновленную религиозную жизнь. Без кружевного платка и разговоров на идиш. Но, возможно, и в нынешней России еще найдется больше чем 500 семей (тираж книги Кузнецова), которым она будет близка и дорога. Не говоря уже о тех, кто звонит, пишет, приезжает на прежнюю родину из мест рассеяния. Ведь и Израиль, глядя из России, где столько веков евреями прожито, — место рассеяния. И только глядя из всеобщей истории, он — место сбора.

А. М. Песков. Павел I. М., «Молодая гвардия», 1999, 422 стр. («Жизнь замечательных людей». Серия биографий. Вып. 764).

«История — это свойство нашей психики, функция мышления, игра ума: это коллективная память, высказанная анекдотами очевидцев и мифами поколений».

Таковы вводные слова блистательной книги А. М. Пескова о Павле Первом.

«История начинается с завтрашней газеты — наша сегодняшняя жизнь будет переписана там по законам анекдота и мифа, представ вереницей одинаковых причин и следствий, симптомов и исходов… Читайте газеты, заменяйте имена и вещи на прошлые или будущие имена и вещи — и получите модель истории: то, что было тогда, — будет всегда». Но «каждый раз причина и следствие, симптомы и исходы располагаются в другой сюжетной последовательности, чем прежде. И необратимо переворачивается модель истории: то, что было тогда, выглядит сейчас иначе, чем всегда». И еще: «Биографии уже написаны: читайте Кобеко да Шильдера — см. список в конце книги. Портреты тоже есть — см. иллюстрации. Смысл этого жанра — сам жанр: игра анахронизмами своего и чужого слога плюс старые документы и новые комментарии к анекдотам очевидцев и мифам летописцев разной степени тавтологии и достоверности».

Из «старых документов», привлеченных Песковым, любопытен частный дневник Семена Порошина, одного из дежурных воспитателей маленького Павла, человека умного и доброжелательного, описывавшего будничную жизнь и характер мальчика день за днем в течение года, — за что в дальнейшем и был наказан удалением от двора в действующую армию.

Биография в первой своей части — «Царь» — описывает последние дни Екатерины II и царствование Павла вплоть до насильственной смерти. Вторая — «Царство» — посвящена ближайшим предшествующим перипетиям русской истории с 1725 по 1762 год. И наконец, третья часть — «Царевич» — охватывает 1764–1796 годы и кончается той сценой, коей продолжение нам было показано в начале первой части. Такой вот порядок изложения — он сам по себе может быть отнесен к разряду «комментариев».

Богатые примечания занимательны даже как отдельное чтение, а в числе справочных разделов — Указатель стран и городов, Родословная, Словарь («сарынь на кичку», оказывается, означает «братва — на нос» — команда при захвате на абордаж лодки или струга).

Преамбула к примечаниям уведомляет, что «настоящее сочинение является вольной переделкой цикла анекдотов и фактов, изданных в свое время под названиями „7 ноября“ („Дружба народов“, 1993, № 11–12) и „Paul I-er, empereur de Russie, on le 7 novembre“ (Paris, Fayard, 1996).»

«7 ноября» было замечено прессой и многократно отрецензировано компетентными читателями — А. Н. Архангельским, А. С. Немзером, А. М. Турковым, Ж. Нива и другими. Судя по «признательности автора», все рецензии были положительные.

Борис Соколов. Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб. М., «Вече», 2000, 384 стр. (Серия «Военные тайны XX века»).

При тираже 10 000 экземпляров и наличии в конце «Избранной библиографии» — в списке около 50 русских и 10 иноязычных источников — книга обнаруживает претензию быть как научной, так и популярной. Но обе эти опоры известного автора как-то прихрамывают. Сборник его детективных новелл как бы из реальной жизни середины века далек от захватывающей логики и жизненных подробностей тех мемуаров, которые он использует, — начиная с Лео Треппера и кончая Вальтером Шелленбергом.

В иных местах текст поражает беллетристическими красотами: «Его большие кристально чистые глаза под длинными ресницами вглядывались во встречных острым внимательным взором профессионального дознавателя» (о перебежчике — чекисте Люшкове), в других — фантастическими завихрениями: Соколов приводит выдуманный им текст речи Сталина к народу в случае неудавшегося на него покушения и ставит его в pendant подлинной речи Гитлера после покушения 1944 года. Ни то, ни другое покушение, по уверениям Соколова, не могл о состояться ввиду идеальности охраны. Однако ж одно ведь состоялось. Положенную в научных и даже научно-популярных изданиях аргументированную полемику заменяют заведомо выигрышные для Соколова споры с безответными авторами — Д. Н. Медведевым, Н. В. Струтинским и другими участниками событий, писавшими свои художественные или документальные произведения под опекой органов безопасности разных стран.