Дэймон Гэлгут - В незнакомой комнате

Он никогда не чувствовал себя таким одиноким. Но в этот момент появляется пожилая англичанка, которая регулярно приезжает в деревушку на полгода и живет здесь в частном доме. Он едва знаком с ней, лишь несколько раз перекинулся парой слов, но безумно, отчаянно рад ее появлению.

— Что случилось? — спрашивает она тонким голосом.

Только теперь он понимает, что его отчаянные крики были слышны за пределами дома.

— Кэролайн, — умоляет он, — о, Кэролайн. Вы должны мне помочь.

— Что с ней?

— Она выпила все свои лекарства. Двести пятьдесят таблеток, — говорит он, снова удивляясь такому огромному количеству.

Она ведет себя куда спокойнее, чем он, и вносит в атмосферу комнаты ощущение трезвости и здравомыслия. Он вспоминает, что в другой жизни, в Англии, она работала медсестрой, и рад положиться на нее, когда она берет дело в свои руки.

— Соленая вода, — командует она, — нам нужна соленая вода.

Я бросаюсь в ресторан и возвращаюсь с двумя литрами теплой соленой воды. Мы вливаем их в Анну, зажав ей нос, чтобы заставить глотать. Потом Кэролайн выходит и возвращается с длинной тростинкой, которую где-то сорвала. Я держу голову Анны запрокинутой, а рот открытым, Кэролайн засовывает тростинку ей в горло. Но хоть тростинка проходит внутрь до самого конца, так глубоко, что на конце, когда ее вынимают, виднеется кровь, ничего не происходит. Анна пассивна, ни помогает, ни мешает. Ее пассивность напоминает демонстративное неповиновение, она словно бы с любопытством наблюдает за их усилиями со стороны. Напрасно стараетесь, поздно, поздно.

Теперь уже ясно, что врач не приедет. Кто-то вызывает такси, и они, наполовину поддерживая, наполовину неся на себе спускают ее по лестнице. На почтительном расстоянии собралась толпа, наблюдающая за драмой. Мы садимся в машину, все трое на заднее сиденье, Анна в середине с ведром между колен. Пока мы едем в Маргао, причем машина постоянно глохнет и с трудом заводится снова, между ними происходит странный разговор.

— Зачем ты это сделала?

— Потому что хочу умереть.

— Какая у тебя причина умирать?

— А какая у меня причина жить?

— Вы большая эгоистка, милочка, — сурово говорит Кэролайн.

К этому времени Анна почти без сознания, она раскачивается и невнятно бормочет. Мы обсуждаем, куда ее везти. Поблизости живет частный врач, но мы решаем ехать в государственную больницу, вероятно, там располагают большими возможностями. В больнице мы взваливаем ее на каталку. Пока мы объясняем врачу, что она сделала, появляется таксист и дергает меня за рукав: семьсот рупий. Это в пять раз больше обычных расценок, но я швыряю ему деньги, спорить некогда. Анна делает мне какой-то слабый знак и, когда я наклоняюсь к ней, почти неслышно что-то шепчет.

— Что ты говоришь? Я не понимаю тебя.

Она прилагает усилия, и на этот раз я слышу.

— Скажи им, что я приняла.

— Уже сказал, — отвечаю я.

И в этот момент она проваливается в беспамятство.

Я прихватил с собой ее медицинские предписания, чтобы показать врачу, он читает их, качая головой.

— И она приняла все это.

— Да, все.

— Придется делать откачивание, — говорит он и объясняет мне условия лечения в их больнице. Они неслыханны, он вынужден повторить еще раз, прежде чем я все до конца понимаю. Лечение и содержание бесплатны, а инструменты и лекарства нет. Но недостаточно просто заплатить за них, их нужно самим купить. Доктор пишет список необходимого на клочке бумаги, с которым я должен проследовать по коридору, выйти из здания, пересечь внутренний двор и по другому коридору, в другом здании, дойти до аптеки.

Перед прилавком стоит небольшая толпа, каждый размахивает своим листком и вопит, стараясь перекричать других. Я врезаюсь в толпу, прокладывая себе путь локтями.

— Моя подруга умирает! — рычу я. — Пожалуйста, пропустите меня!

Вероятно, тон моего голоса производит впечатление, потому что мою бумажку берут сразу же. Я жду, пока усталый продавец бродит между полками, снимая с них то, что требуется. Длинный отрезок резиновой трубки, солевой раствор, марлю. Потом подводит баланс, берет у меня деньги и тщательно отсчитывает сдачу. От чувства нереальности происходящего воздух словно густеет, ощущаешь себя как во сне, в котором не можешь двигаться, и сквозь этот туман я бегу обратно по коридору, через двор, по следующему коридору, на второй этаж.

Врач сообщает мне, что если промывание желудка не поможет, то придется перевести Анну в большую больницу в Панаджи, где есть аппараты искусственного дыхания и кровообращения. Существует опасность, что у больной начнут отказывать внутренние органы, а здесь, в Маргао, необходимого оборудования нет.

Когда я и врач приходим к Анне, в палате, где она лежит, разыгрывается сцена. Палата набита индианками, и иностранка вызывает у них жгучее любопытство. Они с простодушным любопытством смотрят на то, как у спящей женщины выворачивает желудок. Пятна расползаются по ее ночной рубашке, воздух наполняется отвратительным запахом. Я озираюсь в поисках медсестры, но не тут-то было. Врач сурово говорит нам:

— Вы устроили этот беспорядок, вам и убирать.

— О Боже, — говорю я, — не могу поверить.

И это один из немногих в моей жизни случаев, когда заявление соответствует истине. Утром я гулял по пляжу, а теперь должен убирать блевотину за моей умирающей подругой.

Хорошо знающая свое дело Кэролайн снова все берет в свои руки:

— Нам нужны резиновые перчатки, дезинфицирующее средство и хлопчатобумажная тряпка.

Врач записывает все это на бумажке, а я, сбежав на два этажа, снова мчусь через двор в аптеку. Когда я возвращаюсь, Кэролайн уже сняла с Анны ночную рубашку и купальный костюм, разрезав их. Мы перекатываем ее на бок. Она представляет собой абсолютно инертную массу, мертвый груз. Соседки по палате находят все это очень забавным; прикрывая рты руками, они весело хихикают.

Когда мы начинаем мыть Анну, я не выдерживаю и признаюсь, скорее себе, чем кому бы то ни было:

— Не знаю, смогу ли я.

Кэролайн смотрит на меня.

— Я сама все сделаю.

Оказывается, в Англии она как медсестра ухаживает за престарелыми больными, часто прикованными к постели, этим и зарабатывает деньги на поездки в Индию. И снова меня охватывает прилив благодарности к Кэролайн за готовность сделать и эту работу за меня.

Наблюдательницы падают со смеху, пока Кэролайн обтирает Анну. Я выхожу в коридор. Я ощущаю себя так, будто нахожусь далеко от себя самого и от окружающих меня поверхностей, как если бы я смотрел в дальний конец длинного темного тоннеля на солнечный мир, находящийся за ним.

Врач, толстый и ленивый на вид мужчина, возвращается.

— Мы собираемся перевести ее, — говорит он. — Но нельзя.