Дмитрий Данилов - Более пожилой человек

Паспорт взял.

Взял.

А выписку.

Взял, взял.

А свидетельство.

Да взял, взял.

Одновременное появление в коридоре более пожилого человека и более молодого человека.

Нестерпимый желтый утренний зимний свет лампочки под потолком.

Грязносветлоголубые обои.

Сумка (такие раньше называли «авоськами»), поставленная более пожилым человеком к стене. Потеря сумкой формы и устойчивости, сползание сумки вдоль стены, выкатывание из сумки бесформенного предмета, неряшливо завернутого непонятно во что. Восстановление более пожилым человеком формы и устойчивости сумки, запихивание в сумку неряшливо упакованного бесформенного предмета.

Переминание с ноги на ногу более молодого человека. Опухшесть лица, общая нечеткость, расплывчатость облика более молодого человека.

Ну чего, пошли.

Пошли.

Попытки одновременно обуться и одеться в тесном коридоре, вялая толкотня, попытки завязывания шнурков, попытки попадания рукой в рукав. Старое драповое неопределенно-темного цвета пальто с многочисленными прилипшими к нему волосками и другим мелким мусором. Засаленная куртка неопределенно-темного цвета с кое-где вылезающими на поверхность перьями. Такие куртки иногда называют «пуховик», наверное, там внутри пух или еще что-то такое. Угрюмая шапка-ушанка, пропитавшаяся тяжелыми годами и мыслями. Шерстяная шапка, черная, и поэтому не видно, что грязная, хотя все равно видно, да, грязная, очень грязная.

Авоська в руке, сумка на плече.

Ничего не забыл.

Да нет.

Ну пошли.

Сонливость, сухость во рту, дрожание рук при манипуляциях с ключом.

Не факт, что это отец и сын, не факт. И на деда и внука не тянут. Тем более на брата и брата. Довольно затруднительно установить степень их родства.

Холод, чернота, синева, снег, фонари. Перово.

Эти дома построили в 60-е годы для рабочих завода «Серп и Молот». Было удобно ездить на работу — на 24 трамвае по 3-й Владимирской улице, потом поворот налево и по шоссе Энтузиастов до завода «Серп и Молот». А потом обратно — по шоссе Энтузиастов, потом поворот направо и по 3-й Владимирской улице до домов, которые были построены в 60-е годы специально для рабочих завода «Серп и Молот».

Здесь и поныне живут рабочие завода «Серп и Молот», но сейчас они уже ездят в основном на метро, от станции «Перово» до станции «Площадь Ильича», а потом обратно.

Многие рабочие завода «Серп и Молот» спились и умерли от пьянства или от других обстоятельств. А многие не спились и не умерли. А некоторые умерли, но так и не спились. А есть и такие, которые спились, но еще пока не умерли. Они так и живут в этих домах, построенных в 60-е годы для них, рабочих завода «Серп и Молот», спившихся, умерших и продолжающих жить.

Возможно, это дядя и племянник. А может быть, и нет.

Лязг 24 трамвая, поворачивающего с 3-й Владимирской улицы на Зеленый проспект.

Не совсем понятно, почему проспект назвали Зеленым. Наверное, создатели проспекта думали, что проспект будет чем-то вроде бульвара, и кругом будет буйство зеленых насаждений. И жители домов, построенных в 60-е годы для рабочих завода «Серп и Молот», будут прогуливаться вечерами или в выходные дни по этому проспекту среди зеленых деревьев и кустов, и полюбят это место, и оно станет, как пишут в путеводителях, любимым местом отдыха жителей района, но как-то ничего не вышло из этой затеи, деревья — да, есть, но они какие-то не такие, не создающие атмосферу, соответствующую названию «Зеленый проспект», какие-то они хило-озлобленные, эти деревья и кусты, и проспект в результате получился скорее серым, но ведь не назовешь же проспект Серым, невозможно даже представить себе такую надпись на карте или на стене дома — «Серый проспект», а, с другой стороны, почему бы и нет, если есть Красная площадь, Зеленый проспект и Сиреневый бульвар, должны же быть Черная улица, Коричневый бульвар или Серый проспект, но почему-то не принято так называть улицы и проспекты.

А зря.

Продвижение по Зеленому проспекту к метро «Перово» сквозь кристально холодный воздух и снег и свет оранжевых фонарей. Попытки не упасть при спуске по обледенелым ступенькам, не вполне удачные.

Сколько ехать-то. На метро с пересадкой, потом на электричке далеко-далеко.

Ох.

Попытки побыстрее втиснуться в вагон и сесть, неудачные. Стояние в толще пассажирской массы, грохот и вой несущегося поезда. Наплывы дурноты, стойкий безнадежный стоицизм.

Толпа на лестнице вверх на «Марксистской», толпа на лестнице вниз на «Таганской-радиальной».

Более молодой вчера точно так же ехал, в дурноте и толпе. Только в другом направлении и с другими целями, вернее, целей-то как раз особых и не было.

А более пожилой вчера не ехал, а сидел на кухне, неподвижно глядя в окно на перовские деревья, дома и темнеющее небо.

Езда по фиолетовой линии, беговая-полежаевская-октябрьскоеполе. После «Октябрьского поля» стало малолюдно.

Можно было бы по-другому сделать. Можно было бы доехать до «Третьяковской», перейти на оранжевую линию, доехать до Рижского вокзала, сесть там в практически пустую электричку. Так лучше гораздо, на метро ехать меньше, зато больше — на электричке, на электричке гораздо приятнее ехать, чем на метро, но вот почему-то так все делают, или почти все — едут до далекой станции, сопряженной с железнодорожной платформой, до «Тушинской» или «Выхино» или «Варшавской», странно это как-то.

Станция метро «Тушинская», железнодорожная станция Тушино. Мгла, рассвет, ветер, сталь и асфальт станции Тушино.

На одном из путей стоит состав из четырнадцати товарных вагонов.

Электрички из Волоколамска, Новоиерусалимской, Дедовска, Нахабино, привозящие на станцию Тушино дикое количество пассажиров.

Практически пустые электрички до Нахабино, Дедовска, Новоиерусалимской, Волоколамска.

Электричка до Шаховской, практически пустая.

Осторожно, двери закрываются, следующая станция Павшино.

Платформу Трикотажная поезд проследует без остановки. Пожалуйста, будьте внимательны.

Будьте внимательны. Будьте внимательны. Будьте внимательны.

Поспать надо, но спать уже не хочется. В метро очень хотелось спать, а теперь уже не хочется.

Сидеть друг напротив друга, ехать.

Более пожилому человеку вообще спать практически никогда не хочется, он обычно просто смотрит на что-нибудь неподвижно, смотрит не в окно и не на сидящего напротив более молодого человека, а просто куда-то вбок, в область его зрения попадают край сиденья, оконная рама, фрагмент вагонной стены, периферическим зрением видно, как в окне светлеет, за окном что-то мелькает и проносится мимо.

Между ними все-таки происходит разговор, процентов на семьдесят состоящий из междометий, вздохов и молчания.