Александр Казарновский - Четыре крыла Земли

– Совсем обнаглели!.. Кто вам позволил!.. На голову сели!.. Мастерскую!.. Посреди Хеврона!.. Да где это видано!.. Провокация!.. Немедленно!.. К министру!.. Всех до одного выселит!.. Очистит Хеврон!.. И правильно сделает!..

Увы, последняя угроза звучала вполне серьезно, и главное, ответить было нечего. При создании ешивы был заключен договор – никакого бизнеса в Хевроне. Так и быть, ресторанчик – исключение, для туристов. Но мастерская – это действительно наглость. И какого черта этот Грин?..

Давид почувствовал, что все смотрят на него, как на самого старшего.

«Скажи же всю правду, объясни, что все это без вашего ведома – услышал он собственный голос откуда-то изнутри. – Ну, выгонят этого чокнутого из Хеврона. Зато ешива будет спасена. А там глядишь и... А так – все, чем мы жили последние два года – подумай – два года из жизни! – пойдет прахом!»

Все смотрели на Давида, а он молчал. И тогда в темноте послышался голос Хаима:

– Вы же сами сказали – «Никаких работ на территории Военного Управления». Вот нам и пришлось – в городе.

Некоторое время, потрясенный таким нахальством, губернатор, как рыба, выброшенная на берег, ловил ртом воздух и, наконец, объявил:

– Так вот! Как уполномоченное правительством лицо, именем государства Израиль я закрываю вашу столярную мастерскую...

(громовая пауза) ...и приказываю... (еще пауза)

...открыть на территории Военного Управления... (и под канонаду оваций)

... слесарную мастерскую!

Надо сказать, что во время объятий – а в них губернатора Офера Бен-Йосефа поспешил заключить каждый из нескольких десятков ешивников – улыбка его выглядела довольно вымученно.

Почему он принял такое странное решение – навсегда осталось тайной. Но самое забавное было дальше. После того как создали слесарную мастерскую и обучили ребят-ешивников работать на станках, среди арабов началось брожение. Пошли разговоры о том, что добрые ешивники, чтобы дать местным жителям работу, построили столярную мастерскую, а злой губернатор (который на самом-то деле денно и нощно трясся, как бы не ущемить права арабов) взял и закрыл ее, и бедных ешивников загнал на каторжные работы в слесарный цех. Кончилось тем, что разъяренная толпа потерявших работу и многочисленных сочувствующих явилась к воротам Военного Управления с требованием восстановления статус-кво, и перепуганный губернатор велел плюс к слесарному цеху вновь открыть столярный на прежнем месте. Победила дружба.

– Что вы еще задумали? – спросил Давид, тщательно пытаясь скрыть беспокойство и недовольство и тем сам выдавая его. Увы, в те времена не было сотовых телефонов, и все время, пока неразлучная парочка Хаим с Натаном мотались где-то по Хеврону, пусть еще не превратившемуся в логово террора, как спустя двадцать лет, но все же арабскому и никак не дружественному, он тихо лез на стенки. Когда у Хаима родилась дочь Лея, Давид явился к нему и в присутствии Бины долго объяснял сыну, что дети – это ответственность, что затянувшееся отрочество закончилось, и что пора быть осторожным, чтобы дети ненароком не остались сиротами. Тогда это кончилось тем, что ребята взяли его «на слабо» и уломали отправиться в очередное странствие с ними вместе.

Сейчас ему надо было ехать в Иерусалим, чтобы разобраться с очередной задержкой офицерской пенсии, а парни как раз оторвались от своих любимых книг профессора истории Зеева Вильнаи, натянули кеды и джинсы, заткнули за пояса пистолеты, обвешались флягами с водой и, оставив жен дома – а это означало, что прогулка будет либо не самой легкой, либо не самой безопасной, – собрались в путь.

– Папа! – воскликнул Хаим. – Тут выяснилось, что в Дир Эль Арбаим, рядом с горой Джаб-аль Ромейда, находятся могилы праведницы Рут и Ишая, отца царя Давида.

Давид что-то пробурчал и отправился в Иерусалим, не подозревая, что на долю его сына, да и его самого, выпадает маленькое приключение, совсем не страшное, но по «притчевости» сравнимое с поединком солдата и шейха в Пещере Махпела. Да и по выводам в чем-то перекликающееся.

Итак, Давид двинулся в Иерусалим, а два друга отправились искать гробницы. Это оказалось несложным делом. Встречные арабы показывали дорогу, и через пару часов наши путешественники вышли на финишную прямую. Последний из ходячих справочников в куфие и гунбазе{Длинный кафтан с запахивающимися полами и разрезами до талии по бокам.}, махнув рукой в предполагаемую сторону искомых святынь, сказал:

– Окажетесь на краю горы. Пройдете метров двести. Увидите высокую стену. В ней ворота. Ворота не заперты. Отворяете. Входите. Идете прямо. Через двадцать-тридцать метров – гробницы.

Так все в точности и оказалось. Вот только ворота – тяжелые, железные, явно были недавно покрашены, трава перед ними выкошена, короче, все вокруг имело более чем ухоженный вид. Ясно было, что друзья вот-вот окажутся в чьем-то частном владении.

– Откроем ворота и, не глядя ни вправо, ни влево, идем вперед, – объявил Натан. – Мы здесь – по делу.

Правда, совсем не глядеть ни вправо, ни влево у них не получилось. Уж больно неожиданно было, зайдя на чужую территорию, увидеть слева (краешком глаза) большой красивый дом, прямо-таки дворец, а на пороге его немолодого араба в европейском одеянии, то есть в элегантном костюме и в галстуке.

Как и было решено, не замедляя шага, они двинулись дальше и действительно, пройдя несколько десятков шагов, наткнулись на сундукоподобные надгробья, едва заметные среди высоченной травы. Сколько десятилетий не приходили сюда евреи! Не сговариваясь, взглянули на часы, одновременно сообразили, что настало время дневной молитвы и начали произносить древние и вечные слова.

Здесь, где похоронены Ишай, отец царя Давида, предок еще не пришедшего, но вот-вот всем миром ожидаемого мессии, и прабабушка того же Давида, Рут – нееврейка, присоединившаяся к народу Вс-вышнего, ставшая его частью, принесшая и подарившая ему свое милосердие, которого ему на тот момент так не хватало, – может, именно здесь ощутимей всего были в полном соответствии с ежедневной будничной молитвой взмахи крыльев планеты-бабочки, на которых она принесла сюда людей, решивших распахнуть ворота Будущего и твердо, не вертя головой, шагать к намеченной Вс-вышним цели. А еще здесь отчетливо слышно было струение соков в том ростке Давида, который мы в следующем же стихе просим «произрастить и силу его вознести в спасении»!

Увлекшись чтением псалмов, Натан и Хаим не заметили, как солнце оказалось на западе. А когда заметили, то заспешили домой – хождение по ночному Хеврону предпочтительно было осуществлять группами побольше, чем два человека. Но не тут-то было. Не успели они подойти к воротам, как тот араб, который, стоя у своего порога, провожал их взглядом, теперь выскочил к ним навстречу и на безукоризненном английском стал настаивать, чтобы они немедленно почтили его дом своим присутствием. Никакие отговорки типа того, что они торопятся, не подействовали, и вскоре первопроходцы оказались в прохладной зале со стрельчатыми дверьми, окнами и нишами для мебели, где и провели часок, сидя на уютных диванах, поглощая чай, кофе, фрукты и виноград и ведя с хозяином беседу, причем весьма приятную, поскольку человек оказался неглупым и культурным, одним словом – интеллигент. Он был скульптором и, воспользовавшись тем, что еще светло, продемонстрировал гостям собственноручно выбитую им по соседству на скале карту мира.