Йенс Шпаршу - Комнатный фонтан

Я крепко держался за ручки пакета и молчал.

Потом мы поехали домой. Юлия попросила меня сесть за руль, она, мол, устала, целый день сплошные заседания. Я ехал и посматривал в зеркальце на свой авангард ный пакет, лежавший сзади. Его вид действовал на меня успокаивающе. Мне казалось, что удачная покупка брюк означает и удачное завершение всего мероприятия.

Дома я специально положил письмо от PANTA RHEIn на самое видное место, на тумбочку в коридоре, где у нас валялись всякие рекламные проспекты, поверх которых теперь, как бы между прочим, лежало приглашение на слет.

— Можно? — спросила Юлия и, не дожидаясь ответа, принялась читать. — Слушай, а ты мне ничего не говорил! Это же здорово! Ну, потрясающе!

Вот опять, опять эти хугельмановские словечки! Я равнодушно кивнул, как будто меня все это теперь не волнует. Вечером я записал в Книгу учета: «Ответственно заявляю, я больше не могу мириться с общей линией Юлиного поведения. И вообще — что за манера выражаться?!»

Накануне отъезда я снял со шкафа свой черный дипломат. Я уже давно им не пользовался, и потому его нужно было сначала обтереть. Утром я положил туда пакет с бутербродами, две банки пива и журнал с кроссвордами «Отдохни». Юлия довезла меня до вокзала у зоопарка.

До Фрайбурга все шло благополучно.

Там мне нужно было пересесть на пригородный поезд. Это ветхозаветное средство передвижения имело свое название: «Адская долина». Шварцвальд я знал только по сериалу Теперь убедился воочию — все так и есть.

Проехали местечко под названием Райские Кущи. На следующей мне выходить. Едва ступив на землю, я понял, что здесь, в этом райском уголке, вылизанном до потери сознания, довольно трудно незаметно утилизовать мой окурок, и у меня возникло чувство, что и мне здесь будет нелегко найти свое место. Со всех сторон меня обступили горы. Отсюда так просто не сбежишь. Поезд бесшумно тронулся и уехал. Кажется, я бесповоротно прибыл.

Первым делом я посмотрел в расписании, когда отсюда отходят поезда. Последний отправлялся в половине одиннадцатого.

Теперь мне нужно было найти свой пансион. В письме было написано «приблизительно в десяти минутах ходьбы от вокзала». (Впоследствии я установил, что в Бад — Зюльце все находится более или менее в десяти минутах ходьбы от вокзала.) Мне же понадобилось на это в два раза больше, потому что по дороге я угодил в зеленую зону отдыха и заплутал во всех этих бесчисленных дорожках и тропинках, пока наконец не выбрался на кольцевой маршрут с выходом на смотровую площадку.

Тем временем спустились с гор туристы. Твердая поступь, твердые взгляды. В лучах заходящего солнца они шагали вперед, к своим гостиницам и пансионам. На центральной площади у фонтана забурлила жизнь. В двух шагах от желтой церкви, подсвеченной скрытыми прожекторами, я обнаружил свой «Фёренталер хоф».

Когда директриса не нашла меня в списке брони, я решил, что вся история с приглашением вышла по недоразумению и что я могу теперь с чистой совестью ехать домой, благо я еще прекрасно успею на поезд в половине одиннадцатого. Но тут директрисин палец безнадежно застрял на какой — то строчке, где в скобках обнаружилось мое имя в общей группе, озаглавленной PANTA RHEIn.

В номере я сел на безразмерную кровать и тупо уставился на обои в цветочках. Потом выпил оставшуюся банку пива. К вечеру я все-таки решил вывести себя на прогулку. Не надолго. Потому что довольно скоро стало прохладно. К тому же мне не хватало Пятницы. Я совершенно отвык гулять один. Собака, хотя она и тянет тебя куда ни попадя, создает ощущение, что ты движешься в определенном направлении и к определенной цели, даже в тех случаях, когда ты (из воспитательных соображений) идешь совсем не туда, куда хочет идти твоя собака.

Минут за десять я обошел весь центр. Он был ярко освещен, как декорация на сцене, только без людей. Я решил пораньше лечь спать, чтобы завтра быть в форме.

Закрой глаза и…

На следующий день, около девяти, мы собрались в фойе конференц-зала, размещавшегося в специальном здании, каковое представляло собою низкое сооружение из стекла и бетона с видом на долину, окутанную облаками.

Большинство прибывших уже были знакомы друг с другом. Раздавались приветствия, люди стояли группками. Хорошо, что я взял с собою свой черный дипломат. В нем ничего не было, но зато он придавал мне солидности и как-то оправдывал мое присутствие здесь. Когда мне нужно было расписаться на листе участников, я с величайшей предосторожностью, как будто у меня там бомба, аккуратно положил его на столик, чтобы освободить себе руки и поставить закорючку против своей фамилии.

Покончив с формальностями, я, чтобы не стоять без дела, отправился изучать, что находится в дальней части фойе, которая тонула в полумраке. Там были выставлены фирменные изделия, представшие передо мной во всем своем пестро-мерцающем, струйно-журчащем многообразии, и я погрузился в созерцание этого волшебного мира.

Сначала мой взгляд упал на белотелую голую девицу: она сидела, изящно перенеся вес на правую ягодицу, что позволяло ей уложить обе ноги под углом, как бы поджать их под себя, но так, чтобы их все-таки было видно, а левой рукой спокойно обнимать пузатый кувшин, используя правую для поддержки сосуда, хотя со стороны казалось, что она его и не держит вовсе, а только так, касается слегка своими грациозными пальчиками. Из горлышка вазона потоками лилась вода, которая стекала в корыто, издалека напоминавшее крупную галошу. Чуть дальше шел римский фонтан-каскад — нежнейшие прозрачные воланы (с голубой подсветкой!), мягко накрывающие собою пирамиду из массивных чаш, создавали упоительную атмосферу неги и ночных услад… Рядом красовался фрагмент горного массива: влажно поблескивающие валуны, щедро выложенные искусственным мхом, подпирают гранитный утес, из всех щелей которого бьют бурливые ручейки. Ну а это просто чудо! Лягушка из легированной стали открыла рот и пускает вверх целый столб воды, который, падая вбок, превращается в гладкую струю, разбивающуюся внизу на тысячи мелких капелек, а в них играет радуга от пестрых камушков мозаичного узора на дне художественной лохани.

Далее размещались разнообразные бессюжетные модели: из керамики, фарфора, искусственного материала — последние с замысловатыми украшениями. Все капало, плескалось, текло, лило, бурлило…

Я как раз разбирался с многочисленными кнопками на модели ВЕНЕЦИЯ, при помощи которых можно было изменять по своему усмотрению окраску воды, создавая настоящие симфонии цвета, и только успел нажать на кнопочку, на которой была изображена какая-то нота, объяснявшая, почему на мой случайный тык конструкция отозвалась тихими электронными звуками, как за моей спиной все стихло. Равномерное жужжание голосов вдруг резко оборвалось, уступив место звенящей тишине. наполненной ожиданием. В фойе вошел высокий мужчина. Шеф, догадался я. Это было видно не только по чисто внешним признакам — по фигуре, по стати, — но и по всей манере держаться, по тому, как он появился на сцене, — это был настоящий выход! (Моя явление народу, несмотря на черный дипломат, не шло с этим ни в какое сравнение, если вспомнить, как я нарисовался тут согбенным вопросительным знаком, с трудом вписавшимся в эту обстановку..)