Джулия Стюарт - Сват из Перигора

Меж тем пение за столом становилось все безобразнее. Почтальон повернулся к свахе:

— Зато теперь я понимаю, почему у нас с Эмилией Фрэсс ничего не срослось.

— И почему же? — спросил Гийом Ладусет, вытирая усы бумажной салфеткой.

— Ей нравится Стефан Жолли. Сегодня она целый день крутилась возле его булочной. Последний раз, когда я проходил мимо, он запер дверь и вел ее за собой в подсобку. Наверняка, чтобы устроить дегустацию своих знаменитых пирожных. Уверен, это всегда срабатывает. Эх, если б и у нас все получалось так же легко…

С этими словами почтальон воззрился на костер и добавил:

— Смотри-ка, а жар все еще идет.

Но Гийом Ладусет уже не чувствовал тепла пламени — сердце несчастного сковал ледяной холод.

Пьер Рузо запер дверь в полной уверенности, что по возвращении он не застанет бывшую жену сидящей на ступеньках у входа. Страшная тоска, обуявшая Пьера Рузо, когда он в конце концов понял, что та никогда больше не вернется, со временем сменилась чувством облегчения. Перед выходом из дома он уже не заглядывал в каждую комнату — убедиться, что все именно так, как нравилось ей. Он сменил станцию на радио с той, что всегда слушала она и чьи ведущие день за днем доводили его до состояния бешенства. Он перестал набивать холодильник кругами ее любимого сыра «Le Trappe Échourgnac» с добавлением ликера из грецких орехов — того, что варят сестры из аббатства Нотр-Дам де Бонн Эсперанс и который он на дух не переносил. Все летние платьица, что накупил ей после того, как она ушла, он аккуратно сложил в чемодан и отнес на чердак вместе с соломенной шляпой, украшенной красно-бело-голубой лентой, в которой она так любила копаться в саду. И по вечерам он теперь приносил в спальню всего лишь один стакан с водой и научился спать посередине кровати.

Перед тем как завести машину, отставной парикмахер посмотрелся в зеркальце, убедиться, что его волосы — подернутая январским инеем шевелюра — уложены как подобает. Пьер Рузо ехал по лесной дороге, где с каштанов лениво свисали длинные и пыльные желтые цветы и зеленые кудряшки папоротников подсвечиваются лучами летнего солнца, и думал о том, на какую же глупость он, старый дурак, подписался. Не слишком ли поздно в его семьдесят четыре пускаться на поиски любви? Разумеется, он и не помнил, как надо ухаживать за женщинами, ведь с тех пор, как ему удалось завоевать сердце бывшей жены, прошло уже более полувека, — но гордость не позволила Пьеру Рузо послушать советов свахи. Зато он хорошо знал другое: сколько бы лет ни осталось ему, он хотел провести их, делясь радостями, что открыл в жизни для себя, с близким человеком. Ибо хоть и не было для Пьера Рузо большего удовольствия, чем найти местечко для пикника в тени на берегу Дроны и, войдя в бархатную воду, отдаться течению реки, лежа на спине и глядя, как бирюзовые стрекозы садятся на белый, круглый живот, делать это в тандеме казалось ему намного приятнее.

Утреннему волнению Пьера Рузо ничуть не способствовало то обстоятельство, что он понятия не имел, с кем ему предстоит встречаться. Гийом Ладусет сообщил, что дама будет ждать его под одной из лип перед церковью в Амур-сюр-Белль. И добавил, что если даме захочется присесть, она будет внутри, — но чтобы бывший босс не спутал ее ни с кем, кто разлегся на мраморных надгробиях в поисках прохлады. Пьеру Рузо, однако, не пришлось входить в церковь с ее подозрительно не изношенными ступеньками. Стоило ему остановиться, как он сразу же заметил в тени ветвей дородную пожилую женщину в светло-голубом платье, широких кремовых сандалиях-плетенках и с короткой стрижкой цвета голубиного пуха. Это была мадам Серр.

Пьер Рузо вышел из машины и поздоровался, исполнив некое подобие вежливого поклона. Обоим показалось, что они уже где-то виделись, и не раз, но вот где и когда, ни один из них вспомнить не мог. Отставной парикмахер учтиво распахнул пассажирскую дверцу, и, усаживаясь, мадам Серр поблагодарила его за то, что он согласился вести машину. Мол, сама-то она давно уже не ездит на дальние расстояния, и хоть ей и удается водить без прав добрых шестьдесят лет, в ее годы не хотелось бы оказаться в тюрьме, ибо кормят там, как она слышала, просто ужасно, и она не готова лишить себя радостей жизни, которой, честно-то говоря, не так уж и много осталось.

Они выехали из деревни, миновали памятник «Трем жертвам нацистских варваров» и признались друг другу, как им не терпится поскорее оказаться на Félibrée. Фестиваль этот пользовался огромной известностью и проводился в Перигоре каждый год, начиная с 1903-го, в честь окситанской культуры и языка, на котором вот уже более полутора тысяч лет, с различными региональными вариациями, говорят в южной половине страны.

Они свернули к Порт-Сен-Фуа и Сен-Фуа-Ля-Гранд — общинам на противоположных берегах Дордони, выбранным в качестве места проведения фестиваля. Мадам Серр выглянула в окно и сказала, что, хоть она и наблюдает это чудо каждое лето на протяжении семидесяти девяти лет, вид одновременно расцветших тысяч и тысяч подсолнухов неизменно приводит ее в восторг. В ответ Пьер Рузо рассказал, что он проезжал мимо поля, где один подсолнух смотрел в сторону, противоположную той, куда повернулись все остальные. И оба согласились, что даже у Бога есть чувство юмора.

Дорога пошла вдоль ровных рядов виноградников и древних деревянных амбаров, где некогда вывешивали на просушку табак, и Пьер Рузо объявил, что осталось совсем немного. Мадам Серр заметила указатель к деревне под названием Фрэсс и сказала, что женщина с точно такой же фамилией недавно приобрела замок в Амур-сюр-Белль. Добавив, что утром в прошлое воскресенье ей пришлось идти туда за ромовой бабой, поскольку сваха продал владелице замка все до одного пирожные, когда помогал другу в булочной. На что отставной парикмахер тут же ответил, что, если в булочной еще раз закончится весь товар, ей не придется молча страдать, поскольку он выучился сам печь пирожные. Правда, к стыду своему, идеальным мужем он стал лишь после того, как от него ушла жена. А мадам Серр призналась, что так и не научилась быть идеальной женой, хоть муж и ушел от нее много лет назад, но учиться, на ее взгляд, никогда не поздно.

Въезд в Порт-Сен-Фуа был перекрыт для движения транспорта, поэтому они оставили машину в поле и дальше пошли пешком. Мадам Серр настояла, что за вход заплатит она, парочка проследовала в ворота и в изумлении уставилась на гирлянды бумажных цветов, тянувшиеся вправо и влево поперек каждой улочки и наполнявшие небо буйством красок. И пусть оба наблюдали этот спектакль каждый год с тех пор, как себя помнили, они все равно остановились и не сводили восторженных глаз с процессии в традиционных костюмах. Мужчины смотрелись эффектно: черные брюки, черные жилетки, черные фетровые шляпы с широкими полями, белые рубашки и башмаки на деревянной подошве. Тогда как женщины — одни с кружевными зонтиками, другие с черными плетеными корзиночками — выглядели просто великолепно: длинные юбки, фартучки, белые хлопчатобумажные чепчики и воротнички из тонкого кружева.