Махмуд Теймур - Шесть гиней

Гуманизм — самая важная черта современной египетской литературы, которая свидетельствует о ее современности и жизненности, то свойство, которое особенно важно для нас, потому что благодаря ему египетские писатели помогают нам постичь внутренний мир современного египтянина, его мысли и чувства.

Перевод А. Пайковой

Аль-Мухасана — маленький городишко, затерявшийся в глухой провинции. Лишь две достопримечательности отличают его — небольшая станция, где за день останавливаются два-три пассажирских поезда, да старое обшарпанное здание почты, на фасаде которого красуется грязная выцветшая доска с полустершимися буквами, составляющими два слова: почтовая контора.

Всеми делами в конторе ведает аль-Антари-эфенди [4] Эфенди — господин. , человек лет сорока. В почтовом ведомстве он работает с первого дня поступления на службу, время от времени меняя лишь один район на другой. В аль-Мухасане он появился пять лет назад и с тех пор бессменно занимает должность начальника почты.

Большую часть дня аль-Антари-эфенди проводит в конторе. Он восседает в кресле, штемпелюя письма, которые грудой лежат перед ним, и сортирует их. Он почти всегда сердит и совсем не замечает своего маленького несчастного слугу, пока не приходит время излить на него накопившуюся досаду. Тут аль-Антари-эфенди осыпает его бранью, упрекая в нерадивости и небрежности, проклиная заодно и судьбу, забросившую его в этот жалкий городишко, и неотесанных жителей, назойливость которых не знает предела. Когда он устает бранить окружающих, то принимается ругать самого себя за нерешительность и пассивность.

Время от времени он достает из ящика своего стола пакет и раскладывает перед собой его содержимое. Это фотографии знаменитых красавиц — танцовщиц и кинозвезд, — которые он вырезает из газет и журналов и бережно хранит в пакете, чтобы в любой момент можно было посмотреть на них. В такие минуты морщины на лбу его разглаживаются, а по лицу разливаются блаженство и удовольствие.

Покончив с этим занятием, аль-Антари-эфенди запирает дверь конторы и выходит на улицу, направляясь к кофейне Маноли. Одет он в старый потертый сюртук с потускневшими медными пуговицами, на ногах грязные стоптанные сандалии. С гордым, заносчивым видом он входит в кофейню и, не останавливаясь, шествует к своему любимому месту в центре зала. Хозяин тотчас приносит кальян и кофе. Поднося к губам попеременно то стакан, то трубку, аль-Антари задумчиво смотрит на улицу, где тарахтят телеги да медленно движется стадо коров, поднимая тучи пыли.

Из кофейни аль-Антари направляется к каналу и останавливается на мосту, разглядывая деревенских женщин, которые черпают воду, наполняя кувшины, и потом идут в свои лачуги. Иногда ему хочется подойти к ним поближе и заговорить, но всякий раз он пугается этой мысли и, потупив глаза, тяжело вздыхает. На мосту он остается до тех пор, пока мимо, сотрясая землю и воздух, не промчится скорый поезд, принося дуновение жизни большого мира и пробуждая в душе аль-Антари тревогу и беспокойство. Свой обход он завершает обычно в лавке Ам-Раби. Про эту лавку говорят, что в ней ничего нет, но вместе с тем здесь есть все. Ам-Раби накормит вас, приготовив что-нибудь на скорую руку, расскажет свежие новости и угостит последним анекдотом.

Из всех дней недели больше всего аль-Антари-эфенди любит пятницу и среду. Они вносят некоторое разнообразие в его жизнь. По пятницам он наблюдает за выполнением обрядов в местной мечети, разглядывает молящихся и прислушивается к обрывкам разговоров, которые они ведут, столпившись вокруг водоема и совершая омовение. А среда — базарный день. Аль-Антари-эфенди ничего не покупает и не продает, но он не пропустит ни одного торговца, чтобы не прицениться к его товару и не поторговаться с ним. Нередко спор кончается ссорой, а то и потасовкой. Аль-Антари-эфенди яростно размахивает руками и кричит, понося алчных торговцев, которые потеряли всякую совесть.

Никто в городе не думал, что аль-Антари-эфенди способен на дружеские чувства. Он жил одиноко и замкнуто, всегда был угрюм и неразговорчив. Даже смотритель станции, несмотря на свое высокое положение и преклонный возраст, не удостоился дружбы аль-Антари, который считал его человеком недобросовестным, пустым и скучным. Впрочем, такого же мнения он был и о других станционных служащих, сменявших один другого на посту начальника станции за пять лет пребывания аль-Антари-эфенди в аль-Мухасане.

Однажды на станцию был прислан новый смотритель — Хамис-эфенди, человек огромного роста, мрачный, с глазами, сверкающими, как у хищной птицы. И в нем аль-Антари не нашел ничего симпатичного. Более того, мрачный вид вновь прибывшего подавлял и пугал аль-Антари.

Минуло несколько дней, и по городу прошел слух, что жена нового смотрителя станции, суданка, необычайно красива, изящна, стройна и обладает тонким вкусом. Разговоры об этой женщине взволновали аль-Антари. Сначала он только прислушивался, потом стал сам заводить такие беседы. Стоило ему на минутку оставить работу и откинуться в кресле, как перед ним вставал образ жены Хамиса-эфенди, наполняя его душу волнующими мечтами.

Однажды, в разгар работы, когда аль-Антари-эфенди, склонившись над письмами, осыпал их градом ударов своей печати, перед ним остановился его маленький слуга.

— Ты уже видел жену начальника станции? — спросил аль-Антари мальчика.

— Нет, не видел, эфенди, — ответил тот, улыбаясь.

— Чем же ты тогда занят, растяпа!

Теперь начальника почты частенько можно было видеть на станции. Когда у платформы останавливался пассажирский поезд и смотритель гордо и важно, как петух, расхаживал вдоль состава, аль-Антари-эфенди смотрел на него не отрывая глаз, а на губах его блуждала льстивая, заискивающая улыбка.

Случайно аль-Антари узнал, что госпожа Хамис, жена смотрителя, навещая иногда жену старосты, на обратном пути заходит в лавку Ам-Раби. И начальник почты тотчас внес поправку в свою программу. Едва старый мулла в мечети начинал сзывать на послеполуденную молитву, аль-Антари-эфенди появлялся на пороге своего дома. Чисто выбритый, в начищенных до блеска ботинках и отглаженном костюме, он горделиво выступал впереди, а за ним его посыльный нес кресло. Оба они направлялись к лавке Ам-Раби. Аль-Антари садился в кресло и, положив ногу на ногу, ждал. Наступал вечер, солнце садилось, а женщина все не приходила. В сумерках возвращался аль-Антари домой, понурив голову, нервно покусывая кончики усов.

Но однажды вечером, когда аль-Антари, как обычно, сидел у дверей лавки, он вдруг почувствовал, как трепет охватывает все его существо. Мимо шла жена Хамиса-эфенди. Опьяненный удачей и переполненный счастьем Аль-Антари проводил ее взглядом, пока она не скрылась за поворотом дороги.