Махмуд Теймур - Шесть гиней

— Что с тобой? Неужели и он тоже?..

— Кто он?

— Лейтенант…

— Какой лейтенант? Ах, этот… причем тут он? Не пытайся увиливать… эти твои бесконечные злодеяния… я не в силах выносить их… ни одна женщина не вынесет!

— Но что я сделал?

— Ты станешь отрицать, что обидел меня сегодня?

— Это же игра…

— Старый трюк… Ты сделал из этой игры ширму и скрываешь за ней свою ненависть ко мне…

— О Аллах!

— Ты стараешься как можно реже видеть меня… Разве это не так? Уходишь рано утром, когда я еще сплю, потом приходишь обедать и опять исчезаешь до десяти часов или даже до полуночи… Я спрашиваю тебя и себя тоже: что в моем лице или во мне самой отталкивает тебя? Почему ты меня избегаешь?

— Что ты говоришь?

— Поклянись, что ты не избегаешь меня.

— Клянусь, мне никогда и в голову не приходило.

— В начале нашего знакомства ты был таким добрым со мной… и ласковым…

— Я и сейчас такой… я не изменился.

— Да… иногда, когда мы остаемся одни в этой комнате, ты бываешь даже нежен, но при посторонних…

— Конечно… при посторонних я и не должен быть нежным… в соответствии с нашим планом.

— Великолепный план! А не кажется тебе все это отвратительным фарсом?

— Но это неизбежно…

— Сначала твоя игра забавляла меня, но теперь я вижу, что ты увлекся ею всерьез, это уже не притворство.

— Продолжительная практика учит мастерству.

— Я бы предпочла, чтобы ты не так мастерски играл свою роль… Теперь меня настораживает каждое твое слово. Я боюсь каждой ласковой фразы. Если ты умеешь так искусно притворяться грубым, то и в тех случаях, когда ты стараешься развеселить меня потом, ты ведь тоже можешь притвориться… Раньше при маме ты называл меня Сона или моя Сона… Что случилось? Почему сегодня я этого не услышала?

— Потому что пришлось немного изменить наш план… У нас мало времени…

— Мало времени?

— Разве ты забыла? Ведь уже конец седьмой недели, осталось несколько дней — и мы сможем развестись.

— Уже? Так быстро? А ты уверен, что не ошибся?

— Не беспокойся! Этого не могло случиться — ведь я отсчитываю каждый день…

— Так тебе хочется поскорей освободиться?

— Мне?!

— Так, значит, до развода осталось лишь несколько дней? Как ты рад, должно быть! Расскажи мне, что ты станешь делать, где будешь жить?

— Не знаю, я еще не думал об этом.

— Как мне хочется, чтобы ты был счастлив! Интересно: приятно тебе будет вспоминать дни, которые ты провел со мной, или нет?

— Конечно, приятно.

— И я всегда буду дорога тебе?

— Всегда!

— Спасибо…

— А теперь спи спокойно, уже поздно…

Он стал укрывать ее одеялом и случайно рукой коснулся ее лица. Она потерлась щекой о нее, словно котенок, ласкающийся к хозяину, и он почувствовал ее тепло, но тут же мягко отвел руку, погасил свет и пошел в свой угол.

Оставшиеся дни пролетели очень быстро. Сания была грустна и неразговорчива, облачко скрытой печали не сходило с ее лица.

Как ни тягостна была задача, муж все же решил поторопить события. И вот почва уже подготовлена… Можно объявить о своем решении, но только так, чтобы не очень расстроить тещу и не обидеть жену.

Наступила последняя ночь. Умышленно он вернулся домой под утро, надеясь, что усталость поможет ему заснуть. Сания не спала. Она лежала на спине, устремив взгляд в потолок. Свет падал ей в лицо, но она, казалось, не замечала этого.

— Ты еще не спишь? — удивился он.

— Я ждала тебя.

— Если бы я знал, то пришел бы раньше!

— Теперь ты знаешь…

— Почему такой грустный тон и печальное лицо?

— Нет никаких оснований для радости и веселья.

— Наоборот, сегодня ты должна быть счастлива. Ведь с завтрашнего дня ты будешь свободна и сможешь выйти замуж за того, кого любишь.

Некоторое время оба молчали. На губах Сании трепетали слова, но она не решалась их произнести. Потом осмелилась:

— Так, значит, пришло время…

— Да, я надеюсь…

— Хочешь узнать, что я сейчас чувствую?.. Или, может, лучше тебе не знать этого? Мне бы очень не хотелось ставить тебя в затруднительное положение… Пожалуй, лучше я возьму свои слова обратно, я не должна искушать твое благородство…

— Нет, говори, всегда нужно быть откровенной.

— Если мы разведемся — я умру!

Сев на краешек ее кровати, он взял ее за руку.

— Но послушай… Сона! Мне трудно забыть, что ты любила другого…

— Я знала, что ты не простишь мне этого. Накажи меня, если хочешь, но, прошу тебя, поверь, я питала к этому человеку всего лишь детскую любовь…

— Я верю тебе, но пойми и ты меня…

— Да, я тебя понимаю… Но клянусь, что между мной и этим человеком ничего не было. Он был нашим соседом, когда мы жили в квартале Аббасийя, и, как всякую девушку, меня пленили его военный мундир и выправка. Встречаясь на улице, мы здоровались, он звонил мне по телефону, но мы никогда даже не оставались наедине, клянусь тебе…

— Я верю… Но боюсь другого… Уверена ли ты в своих чувствах ко мне?

— Конечно, уверена. Ты сомневаешься, потому что не знаешь, что такое любовь. Я расскажу тебе о ней… Это не яркий блеск, ослепляющий взоры, не внезапный толчок сердца… Она рождается постепенно, создается петелька за петелькой, узелок за узелком, как вязанье. Так укрепляется связь двух сердец. Пусть ты не веришь моим словам… я все равно без тебя не могу, ты мне дорог… со всей твоей добротой и грубостью… мне нужно только, чтобы ты был в этой комнате, и я слышала твой кашель, чтобы я мучилась, когда тебя долго нет, и радовалась твоему возвращению, хотя бы даже после полуночи. Меня разбирает смех, всякий раз, когда я вижу, как ты ищешь по всей комнате свои носки или ботинки, или когда ты теряешь платки.

Мне нравится напоминать тебе, чтобы ты взял портфель, который валяется на тумбочке… А какой ты смешной, когда бреешься утром и все лицо твое в мыльной пене, или когда ты при маме притворяешься сердитым и разговариваешь трагическим тоном. Мне приятно слушать, как ты серьезно рассказываешь о своей работе, будто я что-то в ней смыслю, или когда ты замечаешь мое новое платье и хвалишь…

Я узнала и изучила твои привычки и вкусы. Ты, например, любишь поджаренный хлеб, а рис ты ешь с овощами… Я даже знаю, как ты спишь, в котором часу поворачиваешься на левый бок… Неужели ты хочешь, чтобы я отказалась от всего этого? Все это мелочи, но они-то ведь и составляют те нити, из которых бывает соткана ткань, именуемая «супружеской любовью»!.. Ты мой муж, мой перед Аллахом, перед людьми, перед моим собственным сердцем! И ты не выскользнешь из моих объятий, никогда!

И, крепко обняв его, она прижалась лицом к его груди, словно это была подушка, в которую она зарывалась головой каждую ночь…