Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 12, 2002

Когда-то французские авангардисты из группы «Magma» записали пластинку с подзаголовком «Шесть рассказов о смерти» — а музыка на пластинке была в духе расхожей дискотечной попсни. Последний альбом Планта называется вполне сентиментально: «Dreamland» — страна снов, грез, мечтаний и т. п. (возможно, по-английски есть неизвестные мне коннотации и дальние смыслы). Мечтания Планта открываются версией блюза «Fixin’ to Die» — «Сосредоточен на смерти», — написанного в 30-е годы черным боксером и легендарным блюзовым исполнителем Букка Уайтом, посаженным в тюрьму за убийство; Уайт сочинил это веселое произведение, ожидая отправки на электрический стул. (Кстати говоря, значительная часть подлинных блюзов — бандитские и тюремные песни; но отчего-то они начисто лишены развесистой и слюнявой пошлости, какой отличается «русский шансон» с уголовно-тюремной тематикой.) И далее в том же духе, без потери напряжения: не проигрывающие одна другой семь чужих песен и три своих, все с блюзовыми корнями. При том, что звучат они отнюдь не так, как полагается сегодня звучать блюзу, чтобы его опознавали как блюз. Здесь много от опыта Планта 80-х годов, но теперь у альбома есть тема, способная «зависнуть» и над течением времени, и над сиюминутностью, — она придает работе измерение вглубь, которого до сих пор Планту не удавалось нащупать. Очертить ее… — достаточно назвать помимо блюза Уайта еще несколько вещей. Старая, наивная, из шестидесятых песенка про утреннюю росу — ей не на что будет лечь после атомного пожара. Песня Боба Дилана о последней чашке кофе, которую хочется выпить перед тем, как начинать спуск в долину (человеку, мало-мальски знакомому с блюзовой поэтикой, не нужно объяснять, какая именно долина имеется здесь в виду). «Hey Joe», некогда фирменный номер Джимми Хендрикса — о парне, направляющемся купить пистолет, чтобы застрелить свою неверную подружку; по сравнению с классическим хендриксовским исполнением вещь перекинута в совершенно иной, жуткий темпоритм, хотя и с вежливыми цитатами… Холод, боль, страх. Плант, чей голос звучит теперь все время как бы чуть сдавленно — как у человека, влекомого к виселице, — ничему больше не желает соответствовать: ни собственному образу, ни принятым в шоу-бизнесе нормам приличия.

Ибо все, что всерьез, в шоу-бизнесе запрещено. Сегодняшний потребитель рок-музыки сам по-настоящему ничего переживать не желает. В рок-н-ролл отсылаются изгнанные из жизни экзистенциальные и психические надломы точно так же, как в массовое кино — авантюры и насилие (а сближает рок и кино перегретый пар сексуальной активности). Рокеру тем лучше платят, чем успешнее он изображает мятущуюся душу. Но самый внешне безумный нынешний панк настолько же «человек на краю», насколько какой-нибудь Клод ван Дамм — уличный боец.

Я бы написал, что это великий альбом, если б не боялся что-нибудь замкнуть в тонких сферах и повлиять на его участь. Сколько было вроде бы очевидно великих пластинок, буквально на глазах истиравшихся от слишком частого повторения эпитетов превосходной степени. Послание Планта ясно и бьет как пуля. Его альбом как будто вынырнул из другого времени — протекающего не через определенную эпоху, а через определенных людей. Протекающего, возможно, и сейчас, только у тех, через кого, — горло окончательно перехватило от ужаса. Плант успел еще что-то выговорить на последнем дыхании, на несмыкании связок — и цена такому слову велика. Роберт Плант знал бешеную, мгновенную, почти волшебным образом спустившуюся к нему славу, знал деньги, знал чудесное и злое вдохновение, и отсутствие всякого вдохновения, и долгую, год за годом, невостребованность. Потерял ребенка, cтрашно ломался, проходил через тяжелейшие внутренние кризисы. Прожил свою судьбу. Не чужую.

Правые интеллектуалы о сегодняшней общественной, политической и культурной ситуации в России — интернетовская публикация сборника статей «Термидор»

10 августа 2002 года на сервере информационного агентства «Regnum» (http://www.regnum.ru/) был выставлен сборник статей под названием «Термидор» (http://www.regnum.ru/allnews/46946.html). Пять авторов, пять статей, пять тем: эволюция исторического сознания (Дмитрий Шушарин), практика гуманитарного образования (Кирилл Кобрин), проблема русской философии (Николай Плотников), цели и формы политики (Модест Колеров), современная и будущая левизна (Павел Черноморский). Сборник претендует — и, на мой взгляд, вполне заслуженно — на прочтение его в контексте уже установившейся традиции русской общественной мысли («Вехи», «Из глубины», «Смена вех», «Из-под глыб»…).

Из предисловия составителя: «С некоторых исторических пор конкретная идейная солидарность отступает перед более важным. Перед солидарным признанием самой ценности, непременной необходимости идей, способных обеспечить человеку смысл и напряженность его общественной жизни. Идейная свобода, критическое переживание актуальности — то важное, что объединяет часто разномыслящих авторов сборника… Нам важно выяснить и назвать то, что появилось или стало понятным сегодня, актуальность чего уже меняет „новый режим“, ставя ему новые препоны и преподнося ему новые ресурсы».

Задачи мои как обозревателя в данном случае сводятся к представлению (реферированию) этого сборника с минимумом комментариев — количество затронутых авторами проблем и их серьезность, а также нестандартность авторских подходов к ним предполагают детальный разговор, невозможный в рамках этого обозрения.

Центральными, так сказать, опорными текстами сборника следует, вероятно, считать статьи Дмитрия Шушарина «Discipula vitae» (http://www.regnum.ru/allnews/46947.html) о новом историческом мышлении и Модеста Колерова «Смерть политического» — о феномене современной политики.

Одной из самых актуальных проблем сегодняшней общественной жизни Шушарин считает выработку языка новейшей истории, способного зафиксировать и соответственно осознать сегодняшние реалии нашей общественной жизни: «Возвращение России в историю, превращение русской нации в нацию историческую зависит прежде всего от возникновения системы интегрирующих ценностей, установления в обществе аксиологического консенсуса не репрессивно-тоталитарными и не потребительскими способами. Основой такого консенсуса, безусловно, является историзм национального самосознания, не превращающего историю ни в фетиш, ни в товар, возникающего исключительно в ментально-вербальной, а не во властной или рыночной сфере. Другими словами, новый историзм должен обрести адекватное языковое воплощение, пробиться через обломки тоталитарного лексикона и словесную пустоту масскульта».