Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 6, 2003

Так подробно я останавливаюсь на текстах Климовой не потому, что считаю их такими уж интересными литературно, дело в другом — в симптоматичности выбранной ею позы.

Постоянное оппонирование литературным традициям у критиков «Топоса» производит впечатление прямо-таки болезненного зуда. («Можливо здесь заметить, что все нескончаемые „Новые миры“, „Знамени“, „Звезды“ и прочие „Современные записки“ являют на люди хлебательные изразцовые образцы плевательского ОТСТОЯ столь ядреной и гадостной силы, что никаких читательских терпений не напасешься…» — Денис Иоффе (http://www.topos.ru/articles/0211/03_14.shtml/). В этом же ряду радостное (и даже, пожалуй, мстительное) описание нелепого литературно-концертного действа в Нью-Йорке с участием вчерашних героев литературного андерграунда в эссе Татьяны Волошиной «Мы наш, мы новый мир построим» (http://www.topos.ru/articles/0302/03_06.shtml). Дались им все эти «Новые миры» или бывшие андерграундники! Чем мешают-то? Отодвигайте отжившее художественными достижениями, а не декларациями.

Пока чуть ли не единственным результатом этих наскоков на классиков и современников стал (укоренившийся не только на «Топосе») некий интеллектуально-блатной жаргончик, на котором наши «молодые» пытаются общаться с предшественниками и пращурами, так сказать, «через губу» («Жил-был чудаковатый паренек, и звали его Платон; он считал политику „царственным искусством“» (http://www.topos.ru/articles/0210/04_14.shtml/).

Эти стилистические — а значит, и содержательные — крены могло бы поправить наличие рядом с «Литературной критикой» раздела «Онтологические прогулки». Там, по идее, игровое литературное начало должно бы подчиниться собственно мысли. Все-таки философия — это еще и ratio. Однако при первом же знакомстве с этим разделом обнаруживаешь, что гуляют здесь отнюдь не по маршрутам онтологии. Здесь все больше идеология — и отнюдь не только эстетическая. Вот, скажем, эссе Владимира Богомякова «О впадении в болезнь» (http://www.topos.ru/articles/0212/04_02.shtml). Автор, что называется, мыслит художественными образами, не настаивая на буквальном их понимании, то есть предоставляя читателю определенную свободу толкования. Образный ряд, надо сказать, сильный: гниющая нижепоясная мужская плоть, операционная, больничная палата; окно, за которым мир, скованный морозом; и вот тут в тексте возникает имя Леонтьева с его мечтами подморозить Россию. В сочетании с упомянутой ранее Чечней как раной на теле России образный ряд больничных экзерсисов Богомякова получает четкую идеологическую сориентированность: болезнь как знак всего, происходящего в России. «Россия была монархическая, потом стала коммунистическая, потом — демократическая и в конце концов стала кибернетическая и пидорастическая…» Текст выполнен не без изящества и лукавства — можно и сладко попугать себя описанным, отозвавшись на жизнерадостное в общем-то звучание стенающего голоса. Да и сочетание суровой аскетичной максимы Леонтьева с лихостью и бесцеремонностью авторского поведения (то бишь ни о какой «подмороженности» для себя лично тут и не помышляют) тоже производит впечатление…Пусть и ощущается отработка некоего идеологического ритуала, но образная все-таки, нестесненная мысль, — так думал я об этом эссе, ожидая, когда загрузится следующее за ним. Однако появившийся на экране текст Варюхина В. В. и Вишневского В. Г. «Русский этос и русское распутье» (http://www.topos.ru/articles/0302/04_05.shtml) заставил прикусить язык. Если Богомяков — продолжу образный ряд его эссе — выступает в роли писателя, «который боль», то авторы «Русского этоса» выступают в роли хирургов-целителей. Чтение и жутковатое, и комичное одновременно. Комичным выглядит сочетание бесшабашности мысли с импозантностью упаковки. Экипировка, так сказать, фирменная: эпиграф из С. Франка, употребление в качестве терминологии древнегреческих слов «эпистрофе» и «метанойя», плотная уснащенность цитатами из Библии, ссылки на Шпенглера, Флоренского, Хайдеггера, К. Леонтьева, Достоевского, Солженицына и Юрия Андропова…

Ну а теперь о начинке. Суть русского этоса, по убеждению авторов, определяет «крестно-подвижнический, покаянный и бунтующий исторический путь Руси-России. Это путь народа, решившего жить по правде и совести, в мире, который „во зле лежит“, следовательно, это путь праведника, но не идиота, не непротивленца злу, а воина, борца с земным злом силою». Зло — это Запад. Абсолютную человеческую и духовную полноценность способен воплотить только русский. Ситуация же «распутья» в том, что Россия ныне — под пятой постсоветского «трансмутанта», установленного «ельцино-абрамо-чубайсами». Но это, надеются авторы, ненадолго — из «русского этоса неизбежно следует действительно русский, т. е. православно-соборный, коммунизм», «православный коммунизм должен быть последовательным народоправием и в экономике и в политике. Прообраз этого народоправия являли Советы…». «Православный коммунизм должен уметь защитить себя. Следовательно, он должен создать православно-коммунистическую Империю, ибо меньшее будет смято и раздавлено или с Запада, или с Востока». Ну и так далее. Текст этот не рассчитан на анализ и размышление. Агрессивность формулировок, отсутствие какой-либо философской рефлексии относят этот текст к жанру политического манифеста. Хайдеггера и Флоренского можно было и не тревожить. Однако к интенции и напору я отношусь серьезно. Возможно, кому-то покажется живительным и лестным в очередной раз прочесть, что русские — единственные, кто способен жить не по лжи, но меня как русского оскорбляет гипертрофированный комплекс национальной неполноценности, которым — вряд ли осознанно для самих авторов — рожден этот текст.

Впрочем, тут же я почувствовал как бы даже некую неловкость: зачем всерьез, да еще с таким пафосом наезжать на авторов? Может, и писали все это с истовостью, может, чувствовали себя на многолюдном вече, перед тем как ринуться в свой «последний и решительный», — но общий контекст «Топоса» делает подобные эмоции просто смешными. «Русский этос» окружен вполне игровыми текстами Льва Пирогова, Евгения Иzа, Дениса Иоффе и т. д. Не похоже, чтобы такой вот «Этос» был идеологическим манифестом «Топоса». Скорее — просто еще одна из красочек, разложенных редакторами сайта на своей палитре. Нужно ведь добавить что-нибудь будоражащее и престижное — а уж левая-то хлесткая фраза, да еще сопряженная с православием Флоренского и трагизмом Шпенглера, — ну как от такого отказаться?! Тут ведь главное, чтоб градус был.

Надо учитывать сам жанр наблюдаемого на «Топосе» действа. В основе его — обслуживание так называемого «продвинутого читателя» образом самого что ни на есть продвинутого писателя. Нужно выдать этакое вот интеллектуально-забористое, суперновое и при этом сразу же узнаваемое. Короче, нужен образ писателя новейшего призыва, образ, так сказать, в чистом виде, не обремененный особой индивидуальностью и всякими там творческими заморочками. На создание этого образа работает и левая крутизна наших православных коммунистов, и раскидистая отвязанность Маруси Климовой, и провокативность литидеолога Пирогова, сюда, хотят они этого или нет, вплетается и эстетическая эссеистика Евгения Иzа (http://www.topos.ru/articles/0303/03_17.shtml) про «муракамность бытия», и размышления о стратегиях постмодернизма С. С. Мароши (http://www.topos.ru/articles/0303/04_05.shtml), и исследование феномена веры у Василия Фриауфа (http://www.topos.ru/articles/0303/04_03.shtml) и прочее и тому подобное. Сайт большой. Тут все есть. Это, можно сказать, сайт на вырост. Продекларированная им свобода обеспечивает ему перспективы.