Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2003

«<���…> и подумаем об истинной загадке Золотого Ключика. На мой взгляд, она вот в чем — а кому, собственно, принадлежит то, что скрыто за дверцей с нарисованным очагом?»

«Экспансия». Беседовал Константин Крылов. — «Спецназ России», 2003, № 3 (78), март.

Говорит координатор Движения против нелегальной иммиграции Александр Белов : «<���…> я не хочу называть скинхедов экстремистами. Их появление — вполне естественная реакция гражданского общества. <���…> Но тем не менее мы не одобряем их методов».

Cм. также: Александр Белов, «Через двадцать лет в России будет Косово» — «Консерватор», 2003, № 6, 21 февраля

Асар Эппель. «Перевод — многообразное свидание с непредсказуемыми роскошествами». Беседовала Елена Калашникова. — «Русский Журнал», 2003, 19 марта

«Кроме того, я не брался за перевод, когда мне нравился уже существующий».

Составитель Андрей Василевский

«Вопросы истории», «Вышгород», «Дружба народов», «Звезда», «Наше наследие», «Новое литературное обозрение», «Октябрь»

Николай Богомолов. Несколько размышлений на заданную тему. — «Новое литературное обозрение», № 59 (2003, № 1)

Собственно, это концептуально растянутый на десять страниц крик «Караул!». Поскольку весь номер «НЛО» посвящен теме «история литературы», крик порождает долгое гуманитарное эхо. В том числе паническую инвентаризацию внутри статьи.

«Взглянем только бегло на сферу, непосредственно подлежащую моему вниманию как узкого специалиста, то есть конец XIX и начало XX века. Слава Богу, продвигается академический Горький, — но академический Блок застрял на пятом томе (да и вышедшие взывают к критическому разбору, особенно подготовленные в ИМЛИ). О Леониде Андрееве говорить нечего, равно как о Куприне. Хорошо цензурированный Короленко никак не может быть признан годным к употреблению. У Мережковского (равно как и у Гиппиус) достойно изданы только стихи, проза же остается в непонятном небрежении. Сологуб в который уже раз представлен обкромсанным и изуродованным собранием избранных сочинений (без поэзии!!!) (а том в „Новой библиотеке поэта“? — П. К.). Брюсов не только изуродован советской цензурой, но и представлен чрезвычайно неполно. Андрей Белый в виде собрания сочинений издается так, что лучше бы и не издавался. И так далее, и так далее, ad infinitum». Нет, еще: «Никем всерьез не осмыслен опыт альманахов „Минувшее“ — 25 книг, занимающие целую полку на стеллаже, используются лишь в очень малой степени. А последнее дело, начатое Владимиром Аллоем и продолженное после его смерти, — альманах „Диаспора“, три тома по 750 страниц каждый?»

Список длинный, я бы не забыл и издающиеся книги мемуарно-исторической библиотеки, руководимой А. И. Солженицыным. Кто рассказывает о них?

Л. Н. Бровко. Дитрих Бонхёффер. — «Вопросы истории», 2003, № 4.

Биография крупнейшего теолога прошлого века (именем которого названо Международное общество с отделениями во многих странах), чтимого в Германии, где он был казнен в апреле 1945 года, вместе с другими участниками заговора против Гитлера в 1944 году. «Христианство, утверждал Бонхёффер, в отличие от других религий, не является религией спасения. <���…> Христианская вера — это мировоззрение жизни, а не потустороннего мира. Она призывает человека к реальной жизни на земле, к жизни Христа. Каждый должен пройти путь Христа, земной путь, и пройти его достойно, чтобы потом свободно и осознанно покорить последнюю крепость на пути к свободе — смерть — и воскреснуть вместе с Иисусом Христом». Смерть Бонхёффер считал естественным продолжением жизни, однако призывал не героизировать ее — для этого жизнь слишком велика и дорога. Он не согласен с теми людьми, которые обращаются к Богу только в болезнях, перед концом, на исходе человеческих сил, на грани человеческой жизни. На грани лучше молчать, считал Бонхёффер, а «Бог должен быть узнаваем в жизни, а не только в смерти, в здоровье и силе, а не только в страданиях» — в середине жизни. Причина такого понимания — в откровении Бога в Иисусе Христе: он — середина жизни. Бонхёффер по-своему понимал Иисуса Христа, считал, что Бог помогает не всесилием, а силой своей слабости, своего страдания. Для этого он призывал еще раз вернуться к Библии и внимательно посмотреть на жизненный путь Христа. Тогда можно увидеть, что Христос слаб, что он нуждается в помощи, в защите, что ему страшно (перед казнью он просит учеников побыть с ним в Гефсиманском саду). Этого нет ни в одной религии, но именно этим Христос и дорог нам, Христос, который, преодолевая свои страдания, добровольно и свободно идет на Крест, и «как раз и только поэтому он при нас и помогает нам».

Интересно, что Бонхёффер в своих поздних записях часто отмечал, что становится все более старозаветным, подчеркивая, что и все человечество еще живет по-старозаветному, «греша и каясь…». Ваш обозреватель не теолог, но, кажется, последние строки этих — местами убедительных — заключений как раз и должны вызывать тоску по спасению, разве нет?

Юрий Бродский. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения. — «Вышгород». Литературно-художественный общественно-публицистический журнал. Таллинн, 2002, № 6

Ю. Бродский — исследователь истории Соловков, профессиональный фотограф, автор множества публикаций и первой в СССР «лагерной» экспозиции в Соловецком музее-заповеднике. Книга «Соловки. Двадцать лет Особого Назначения» впервые была опубликована на итальянском языке издательством La Casa di Matriona (Милан, 1998). То есть почти пять лет назад. Эта печальная книга, насыщенная документами, фрагментами воспоминаний и фотографиями, и заполняет почти целиком настоящий номер «Вышгорода».

Борис Голлер. Возвращение в Михайловское. Роман. — «Дружба народов», 2003, № 3, 4

Понятно, снова о Пушкине. Залезаем в него и пишем как бы изнутри.

«Само течение времен открывалось ему в своей наготе и беспредельности. Века позади, века впереди… И в этом видении была такая жизнь, что он вздрогнул.

— Я хочу исповедаться, — сказал себе — но громко и отчетливо, словно бросая вызов. — Я хочу исповедаться — но только самому Богу!

И вдруг добавил — без всякой связи:

Бог — любовь! Для Татьяны любовь — это Бог! Письмо — исповедь!.. Исповедь!

И почти задохнулся — от счастья…

Над изодранным шатром в степи — вставала огромная луна».

Ну и прочее чтение в сердцах. Переработан огромный материал, имеется даже схолия. Подробно и тонко выписаны постельные эпизоды, пропитанные, вестимо, разнообразными экзистенциями.

Иоханнес де Грааф. Этика имморализма. Перевод, вступительная заметка, примечания Александра Оглоблина. — «Звезда», 2003, № 3

Очерк голландского религиозного философа и гуманиста де Граафа (1911–1991) вышел в свет сорок три года тому назад и много раз издавался. «Этическими идеалами и основой этики были для И. де Граафа личность Христа и Нагорная проповедь, а материалом для разработки этического учения — окружающая его противоречивая действительность» (из предисловия).