Анджела Картер - Алиса в Праге

Колокольчик замолкает. Лев облегченно вздыхает и снова кладет голову на тяжелые лапы: "Теперь-то я могу поспать!"

Затем из-за занавесей с каждой стороны кровати, начинает литься настоящий поток, который быстро формируется в темные, вязкие, багровые лужи на полу.

Но, перед тем как обвинить эрцгерцога в чем-то отвратительном, окуните свой палец в лужу и оближите его.

Восхитительно!

Ибо это Вязкие лужи свежевыжатого виноградного сока, и яблочного сока, и персикового сока, сока из сливы, груши, или малины, клубники, спелой вишни, ежевики, черной смородины, белой смородины, красной… Комната наполняется восхитительным спелым ароматом летнего пудинга, даже если снаружи, на замерзшей башне, ворон все еще выкрикивает свои унылые слова:

— Бедный Том озяб!

И сейчас середина зимы.

Была ночь. Вдовья Ночь — старая женщина в трауре, с большими черными крыльями, прилетела и билась об окно; ее удерживали снаружи лампадами и свечами.

Вернувшись в лабораторию, Нед Келли обнаружил, что доктор Ди вздремнул, как старик часто делал теперь под конец дня, хрустальный шар скатывался с ладони на колени, когда он лежал, откинувшись на черном дубовом кресле, и сейчас, когда он переместился во сне, тот снова скатился с его коленей, вниз на пол, где приземлился с мягким стуком на циновку — безо всякого вреда, — и ситцевый котенок сразу остановил его легким ударом правой лапки, затем начал играть с ним, посылая его туда и сюда, пока не нанес ему coup de grace.

С бурным вздохом Келли еще раз обратился к своему магическому диску, хотя сегодня он не чувствовал за собой изобретательности. Он иронически поразмыслил над тем фактом, что, даже если один крошечный пернатый ангелочек — хотя бы один раз — вылетел бы из магического диска и впорхнул в лабораторию, кот бы его, конечно же, поймал.

Нет, Келли знал, что такое было возможно.

Если бы вы заглянули в Келлин мозг, вы бы обнаружили вычислительную машину.

Вдовья Ночь окрасила окна в черный цвет.

Затем кот внезапно издал громкий звук наподобие резко скомканной бумаги, — звук вопроса и участия. Крыса? Келли повернулся посмотреть. Кошка, голова на бок, рассматривала — с таким тщательным усердием, что ее заостренные уши сошлись у кончиков — нечто, лежащее на полу рядом с хрустальным шаром, так что сперва показалось, будто стеклянный глаз пролил слезу.

Но посмотрите еще раз.

Келли посмотрел еще раз и принялся что-то бормотать взахлеб.

Котенок поднялся и в едином плавном движении, шипя, попятился прочь — его ощетинившийся хвост, торчащий прямо вверх, твердый как ручка метлы, — слишком испуганный, чтобы допустить хотя бы порыв атаки на создание размером с мизинец, которое выскочило из хрустального шара, как если бы шар был пузырем.

Но его выход не разбил и не расколол шар; он все еще целый, снова запечатался сразу после исхода крошечного ребенка, который, освободившись вдруг от своего неожиданного заточения, вытягивает теперь для пробы свои крошечные конечности, чтобы проверить границы нового невидимого пространства вокруг себя.

Келли сказал, заикаясь: "Должно быть какое-то разумное объяснение!"

Хотя они и были для него слишком маленькими, чтобы он их разглядел, у ее зубов были прозрачность и зазубренные края первой ступени второго ряда; ее прямые светлые волосы были обрезаны в строгой челке; она хмурилась и сидела прямо, смотря по сторонам с явным неодобрением.

Котенок, исступленно съежившись, уронил перегонный куб и часть elixir vitae и убегал теперь прочь по тростнику. От шума доктор проснулся, но не удивился, увидев ее.

Он поприветствовал ее любезно на языке полевого конька.

Как она туда попала?

Она стояла на коленях на каминной доске небольшой гостиной того места, где жила, глядя на себя в зеркало. От нечего делать она дышала на стекло, пока то не запотело, и тогда пальцем она нарисовала дверь. Дверь открытую. Она прошмыгнула и — после кратковременного неприветливого вида большой мрачной комнаты, едва освещенной пятью свечками в одном разветвленном подсвечнике и заваленной всевозможным хламом — ее поле зрения было сглажено когтистой лапой большого кота, вытянувшегося и готового ударить, страшно увеличивающегося в размере, когда он к ней приближался, и затем — шлеп! — она вырывается из "время будет" во "время было", ибо прозрачная субстанция, которая ее окружала, лопнула как пузырь, и вот она, в своем розовом платье, лежащая на каком-то тростнике под пристальными взглядами заботливого старика с длинной белой бородой и человека с металлическим ведерком на голове.

Ее губы шевелились, но никакого звука не исходило; она оставила свой голос в зеркале. Она кипела гневом и била пятками по полу, неистово рыдая. Доктор, который в некоем далеком прошлом вырастил собственного ребенка, не трогал ее до тех пор, пока она, утратив пыл, не поднялась и не заворчала, потирая костяшками пальцев глаза; тогда он заглянул в глубины большой китайской чаши на слабо освещенной полке и извлек из нее клубнику.

Ребенок принял клубнику с подозрением, ибо та, хоть и небольшая, была размером с ее голову. Она обнюхала ее, повертела в руках и затем решилась откусить от нее маленький кусочек, оставив на темно-красной мякоти крошечный белый кружочек. Ее зубы были идеальными.

После первого укуса она немного выросла.

Келли продолжал бормотать: "Должно быть какое-то разумное объяснение".

Ребенок сделал второй, более решительный укус, и вырос еще немного. Мандрагоры в белых пеньюарах проснулись и начали перешептываться.

Успокоившись, наконец, она с жадностью съела всю клубнику, но она успокоилась зря; теперь ее светло-желтая макушка внезапно стукнулась о стропила за пределами досягаемости подсвечника, так что они не видели ее лица, но заметили гигантскую слезу, шлепнувшуюся с металлическим звуком на маску Неда Келли, затем еще одну, и доктор с некоторым хладнокровием — пока им срочно не пришлось сооружать Ковчег — всунул ей в руку пузырек elixir vitae. Когда она его выпила, она снова начала уменьшаться, пока не стала достаточно маленькой, чтобы сидеть у него на колене, — ее голубые глаза, уставившиеся с удивлением на его бороду, такую же белую, как мороженное и такую же длинную, как воскресенье.

Но у нее не было крыльев.

Келли, мошенник, знал, что должно быть разумное объяснение, но не мог придумать ни одного.

Она обрела, наконец, свой голос.

— Решите мне, — сказала она, — следующую задачу: губернатор страны Кговджни хочет созвать гостей на званый обед в очень тесном кругу и намеревается пригласить шурина своего отца, тестя своего брата, брата своего тестя и отца своего шурина. Найдите количество гостей. [1] Один