Леонид Сергеев - Летние сумерки

Вновь вернемся к Даюнову. В тридцать пять лет ему пришлось оставить преподавание в институте «за непристойное поведение». Некоторое время он работал в поликлинике, затем устроился в газету и стал профессиональным литератором. И женился. Он и раньше догадывался, что счастье в семье, в детях, в том, чтобы о ком-то заботиться, «иметь опору в жизни, покой и радость», но боялся мертвящих обязанностей, тягот брачных уз, ответственности. В жены он выбрал прекрасную женщину: она закончила авиационный институт, носила свободные длинные платья с большими карманами, у нее была великолепная улыбка и светлые развевающиеся волосы, которые закрывали всю спину и в которых всегда красовался приколотый живой цветок.

Они познакомились на улице; он с полчаса не знал, как к ней подступиться, брел за ней, покуривая, пока она не обернулась.

— Вы долго собираетесь шпионить за мной?

— Долго. Пока не узнаю, где вы живете.

— А я иду к подруге. На день рождения.

— Возьмите меня с собой.

— Возьму. Надеюсь, вы интересный человек. Только будет неудобно говорить, что мы только что познакомились. Я скажу — вы давнишний знакомый, хорошо?

Она была отважной и цельной натурой, а внешне — как фотомодель с непременным цветком в волосах. После того, как они расписались, она переехала к Даюнову и сделала из его холостяцкой квартиры «уютное гнездо». Она была безупречной женой и талантливой хозяйкой — даже из бытовых мелочей, по выражению Даюнова, «делала красивые мизансцены, украшая себя цветами», но уже через полгода его стали тяготить «унылые схемы семьи, порабощенная жизнь» — он уже встал на путь, с которого трудно свернуть; по вечерам не находил себе места и все представлял, сколько в этот момент на улицах, в кафе одиноких «неохваченных» загадочных женщин.

Теперь ему приходилось искать женщин на стороне «с условиями для совместного проживания», и встречи с этими женщинами теперь были сумбурными — он постоянно спешил, а жене выдумывал нелепые легенды. Случалось, возвращался слишком поздно и, в оправданье, был с женой особенно ласков, а то и приносил цветы.

— Чтой-то ты сегодня подозрительно ласков? — спрашивала жена. — Уж не изменил ли мне?

Даюнов краснел, заикался — он был опытный ловелас, но от такой горькой правды терялся. В конце концов он не вытерпел двойной жизни и развелся.

Через два особо насыщенных года, его вновь потянуло к семейному очагу и он женился вторично, на этот раз на юной продавщице галантерейного магазина. В летний день подъехал на «Запорожце» к Пушкинской площади и видит: у телефонной будки стоит маленькая девушка, смотрит на него в упор, на губах — усмешка, полуоткрытая роскошная грудь прямо-таки разрывает платье; он сразу понял — она любительница приключений; подошел и раскинул руки:

— Какая маленькая девушка!

— Какой большой мужчина! — откликнулась пигалица (сильно преувеличивая его рост).

— С такими данными, несомненно, у вас сногсшибательный успех, — Даюнов кивнул на ее открытые формы.

— Да, девчонки все завидуют, — простодушно сказала девушка. — И на пляже, и в магазине все смотрят, липнут, прям надоело… И соседка все на меня кричит. Тоже завидует. Ее муж, как она уйдет, меня к себе тащит. Говорит, любит. Противный такой, и жадный. Два года к нему хожу, только один раз торт купил. Я сама дура. Сто раз клялась, что не пойду к нему, все равно иду. Я знаю, я гадкая, но ничего не могу с собой поделать. А вообще я не верю в любовь и в то, что говорят мужчины. Они все хотят только развлечься…

Болтливая доверчивость продавщицы зажгла Даюнова и он тоже «развлекся», и, неожиданно для себя, расчувствовался и привязался к этой глупой девчонке. Из жалости. Ее все обманывали, воспринимали как потаскушку (какой, собственно, она и была), а Даюнов решил «показать ей, что на свете есть любовь».

У нее были пустые глаза, которые видели один потолок, и невероятных размеров пухлый рот; по словам Левутина «она создана только для постели».

Даюнов пестовал ее около месяца, добился чистоты в ее взглядах, но переусердствовал — в конце месяца расписался с ней, то есть установил и юридическую чистоту их отношений. На дальнейшее благородство Даюнова не хватило. Именно в тот момент, когда его юная жена поверила, что есть мужчины «не обманщики», он занялся обманами — вновь начал волочиться за женщинами и для «внебрачных связей» снял комнату.

Его образ жизни доставлял жене массу огорчений (ведь можно подарить сотню букетов и бросить один камень — цветы завянут, а камень останется). Короче, в семье назревал разлад.

— Все жены чудачки, — усмехался Даюнов. — Чего-то выясняют, хотят сделать тебя лучше. Моя галантерейшица хочет навесить на меня цепочку и дуется, что не получается.

— Наверняка, затевая ссору, думает, в постели помиритесь, — хмыкал Левутин. — Не понимает, дуреха, что в ссоре в ней видишь соперника, а не бабу.

Даюнов и продавщица были супругами только до конца лета.

Что касается Левутина, он к этому времени расширил свой «бизнес»: на таможне в Прибалтике завел знакомых и возил за рубеж холсты современных художников (совершенно не разбираясь в живописи); обратно привозил магнитофоны. Для «удобства» коммерции в Прибалтике заимел несколько «любовных точек», где всегда мог остановиться. Прибалтийкам, с их неважным знанием русского языка, было нелегко распознать «гения», они наивно полагали — если человек богато одарен внешне, непременно не беден и внутренне.

Левутин тоже был не против брака (как достойного обрамления вокруг него), но при условии — полностью оставаться свободным, приходить домой когда вздумается и чтобы жена умела беспредельно ждать, и встречала его с радостью.

После «возраста Христа», он женился на аптекарше (вознамерился начать «новую жизнь»). Его избраннице было почти на двенадцать лет меньше, но сразу после свадьбы, Левутин дал понять жене, что осчастливил ее, как бы отдал часть своего могущества.

— Знаешь, как англичане выбирают себе жену? Делят возраст мужчины пополам и прибавляют семерку. Так что ты для меня старушка.

— Нахал! — возмутилась его благоверная и чуть не расплакалась от обиды.

Она была ранимой особой, но умела постоять за себя. Они познакомились в компании, где Левутин читал стихи; он весь вечер на нее пялился, а закончив чтение, подошел и небрежно спросил:

— Вы еще не влюбились в меня? Может вас еще чем заинтересовать?

— По-моему, вы в меня влюбились, — смело парировала она.

После этих слов он решил заняться ею всерьез.

Они вышли из компании вместе и Левутин предложил ехать к нему, заявив, что он великий поэт и великий любовник, но в ответ услышал:

— Вы так спешите, потому что не уверены в себе? Неужели вы не понимаете, что прелюдия в любви не менее важна, чем сама любовь?!