Леонид Сергеев - Заколдованная

— Не мешало бы еще запретить все виды охоты, — сказал я, имея в виду Кукино пристрастие.

— И запрещу! — ударил себя в грудь новоиспеченный вождь. — С завтрашнего дня ружье не беру в руки. И вообще стану вегетарианцем.

— Похвально! Наконец ты поднялся до гуманизма, к чему я давно пришел, — Котел взял гитару и выдал залихватский аккорд. — Меняешься к лучшему Кука. Даже внешне: сбросил жирок, загорел…

— Не загорел, а почернел от общения с вами, — буркнул Кука и гоготнул, довольный своим юмором.

К полудню река более-менее приняла прежний облик, но все уже было не то. Если в верховьях она (хотя бы местами) была прозрачной и постоянно, утомленная жарой, мелела и текла этаким задыхающимся ручьем, то теперь уже представляла собой разрушительный поток, который то и дело раздирался на рукава — поди узнай, какому доверить судьбу! Поплывешь в один — упрешься в старицу, в другом поток такой ослабевший, что без мотора пробарахтаешься весь день, в третьем — бешеное течение, того гляди вынесет на баржу. Все чаще мимо проносились водометные «Зари». Увидишь вдалеке точку и не успеешь чихнуть, на тебя прет этакая громадина. А ведь они не сворачивают. И плот для нее — бумажный кораблик, скорлупа от ореха. Ко всему, над плотом появились огромные, с металлическим блеском слепни — они стали донимать больше, чем комары. В общем, ребята, низовья реки — неважнецкое место. Пытаться там отдыхать — все равно, что искать блеск на ржавой трубе. Извините, за ненаучное сравнение.

В полдень мы пристали на дневку среди кустов, напоминающих перевернутые щетки. Жара все наступала: на берегу песок раскалился докрасна — по нему без обуви мог ходить только Кука.

После обеда каждый взялся за свое: Котел за гитару, Кука за дневник, я за рисование — сделал набросок стоянки. Как известно, художник вправе изображать то, что думает по поводу натуры — ну, вы понимаете, что я хочу сказать. В таких работах сегодняшнее живет наравне с прошлым или с будущим. Я нарисовал красивый лагерь: сборный домик, яхту у причала и трех молодых людей с дружелюбными улыбками — ну, проще говоря, блистательно нарисовал мечту.

Как только я закончил рисунок, Котел взглянул на него и протянул:

— Столько начеркал, прямо в глазах рябит, а что изобразил — непонятно. (Вы заметили, стоянки для него были полигонами для умничаний, издевок, а гадости он всегда говорил азартно, вдохновенно).

Естественно, меня покоробили слова Котла, я почувствовал, как по лицу прошли горячие волны, а тут еще встрепенулся Кука:

— Неслабо, но нет реальности в твоей работе, — категорично, тяжеловесно отчудил он, тупо глазея на рисунок. — Обожги меня крапива, но странная работа.

— Странная-то не беда, — опять высунулся Котел. — Во всем талантливом есть доля странности. В некотором смысле. Здесь же просто желание пооригинальничать.

Вам, ребята, наверняка бросилось в глаза, с какой радостью они накинулись на меня. Неприятно вспоминать все это, но что поделаешь, это правда без всяких прикрас и лакировок. Короче, после слов Котла, меня просто бросило в жар, но я не стал ничего объяснять ни ему, ни Куке — просто отмахнулся от них:

— Ерунду городите! Уж лучше б вы помалкивали!

— Убедительное объяснение, — хмыкнул Котел. — Так обычно изъясняются несостоявшиеся таланты, они болезненно переживают критику, — из его рта так и вылетали жалящие стрелы, при этом он, точно неисправный насос, брызгал слюной.

— Это ты бездарь! — я ткнул в Котла пальцем, жалея, что в руках не было шпаги.

Мои нервы натянулись как тетива лука, меня уже всего трясло, а этот клеветник хоть бы что. Скандалы совершенно не выводили его из себя, здесь он был закален.

— Что за уровень спора?! — с едким смешком выдавил Котел. — Ты хотя бы отличай сносные слова от непристойных. За твоими оскорблениями видна шаткость позиции. Хотя, у тебя ее вообще нет. Мне давно ясно, почему ты всегда стоишь в стороне — тебе нечего сказать. В прямом смысле!

— А ты вечно всем недоволен. Тебе везде плохо и скучно, потому что скука внутри тебя самого. Ты страдаешь от недовольства собой, потому что бездарен. Знаю я цену твоей ложной значительности, фальшивому величию! Проклинаю день и час, когда с тобой познакомился!

— А ты ни на что не способен! — взбеленился Котел. — Плот и тот не мог сделать как следует! Надоели твои указы! Только командовать и умеешь, как большинство ни на что не способных.

Вот негодяй! Это я-то ни на что не способный, который умел все! К чему бы я не прикасался, все превращалось в ценность. И всегда добросовестно выполнял работу, а если что и делал не очень хорошо, так от того, что сталкивался с этим впервые. Но таких вещей почти не было. Да не почти, а точно! Этот ханыга нес злостную ложь! Понятно, его нахрапистость на секунду оглоушила меня, а он все продолжал наседать:

— И друзей у тебя нет, потому что ты не можешь быть другом, — у Котла появился нервный тик, он сделал какое-то агрессивное телодвижение — вроде, показал мне кулак.

Меня словно ошпарили кипятком — я вцепился в Котла, повалил его на землю. Кука отложил дневник, встал и закачался, как бы развивая брюшной пресс, потом бросился к нам и зычно рявкнул:

— Брэк! Вы деретесь чересчур эмоционально! Что же это творится?! Это не дружеская компания, а серпентарий! Обсыпьте меня солью, но пора это кончать!

— Заткнись! Не лезь под горячую руку! — я перешел на крик.

Разняв нас, Кука стал ходить взад-вперед, глотая воздух ртом. У Котла под глазом темнел синяк, из моей ободранной руки, как из водопроводного крана, хлестала кровь.

— Ты слышал, что он сказал?! — обратился я к Куке. — Что я только командую и ничего не делаю?!

— Ну и что? — Кука посмотрел на меня отсутствующим взглядом, равнодушно-наплевательски, как будто он здесь вообще по ошибке.

Вначале я подумал, что он просто не очухался, но потом понял — тлетворное влияние Котла дало о себе знать, тот обработал его как надо.

— Я вижу, ты с ним заодно, — прохрипел я. — Как «ну и что»?

— А так. Холостой выстрел. Пусть говорит. И ты говори. По-моему, вы оба мало работаете. Вы и в городе идете на работу будто на пляж, а здесь и вовсе сачкуете. Мне надоело выполнять роль тяговой лошади… Вы оба не владеете ситуацией, осложняете нашу жизнь. Окати меня водой, но ты заводишься по пустякам.

Это была всего лишь артподготовка Куки, закончив ее, он расширил площадь обстрела:

— Вы оба нетерпимы к чужим взглядам. И этот фарс с дракой! Совсем очумели! От этого воротит! Мы для чего поехали? Узнать свои возможности. Неслабые. В такой поездке главное — закрывать глаза на недостатки других. И на пустозвонские заявления. Можно спорить, но вы-то оскорбляете друг друга. Недостойно ведете себя, слабо!