Леонид Сергеев - Самая счастливая, или Дом на небе

Поселковые ребята мало отличались друг от друга — как ни рассуждай, а среда делает людей во многом похожими, часто даже уравнивает особенности каждого. Но все же один мальчишка выделялся из нашей команды. Его звали Генка. Этот белобрысый остроносый мальчуган был нашим главным заводилой и выдумщиком: то придумает копать землянку, то строить шалаш из стеблей подсолнухов, то сооружать запруду на реке; а то и что-нибудь захватывающее — отправиться в «далекое путешествие», оставив родителям записки, чтобы нас не ждали. К сожалению, нам не удалось осуществить этот план — родители раскрыли его, как только мы начали тайно запасать продукты.

Но однажды одержимый непоседа Генка оказался в тени другого мальчишки. В один прекрасный день к нашим соседям на лето приехала семья москвичей, среди них был наш ровесник — Юрка. Когда Юрка появился на улице, мы приняли его за иностранца, точнее даже — за инопланетянина: на нем была футболка с надписью на непонятном языке, светлые брюки с накладными карманами, на голове красовалась спортивная кепка с длинным козырьком, а на ногах — кеды, невиданная обувь для нас, босоногих. К тому же, Юрка употреблял какие-то странные словечки. Когда мы его окружили, он поднял большой палец и небрежно бросил:

— Клёвый у вас поселок.

Мы поняли, что ему понравилось у нас, и стали наперебой расхваливать свою местность. Потом Вовка, самый маленький в нашей команде, пожирая Юрку глазами, робко предложил:

— Давай дружить!

— Давай! — кивнул Юрка. — Фронтально!

— Как это? — спросил Вовка.

— Ну, железно, — пояснил Юрка. — Ты что, совсем молекула?

— Что это? — разинул рот Вовка.

— Ну, малявка, ничего не сечешь, — хмыкнул Юрка и объяснил, что молекула — невидимая частица.

Вперед выступил Генка и несколько самоуверенно заявил:

— Мы все сечем.

— Молоток! Похвалил Юрка. — Вижу, ты здесь доберман.

Генка смутился, не зная, что означает это слово. Мы тоже не знали, хотя и сделали вид, что знаем, но опять высунулся Вовка:

— Кто это?

— Клеевая собака. Порода такая, — важно изрек Юрка и заносчиво добавил: — У меня в Москве живет. Большой, сильный, фронтальный.

Понятно, рядом с разодетым всезнающим москвичом Генка выглядел не доберманом, а пуделем, а мы и вовсе дворняжками. Тем не менее, меткие словечки Юрки — меткие и острые, как стрелы из лука — нам понравились и с того дня мы так и звали Вовку — Молекула, а Генку — Доберманом. Они страшно гордились новыми прозвищами.

В тот первый день «нашей дружбы» Юрка после обеда вышел на улицу и снова ошеломил нас — достал из брючных карманов вещи, о которых мы могли только мечтать: перочинный ножик с десятью предметами, пистолет, стреляющий водой, сигнальный фонарик, который светил красным и синим светом. Выставив напоказ свои драгоценности, Юрка безразлично обронил:

— Можем клёво поиграть в это, — он протянул нам свои сокровища.

Мы выхватывали его вещи друг у друга, рассматривали их, гладили, присвистывали и причмокивали от восторга… До вечера мы играли «в ножички», набирали в пистолет воду из пожарных бочек и «стреляли», а с наступлением темноты, попеременно посвечивая фонариком, привели Юрку в один из наших лучших шалашей на окраине поселка — там у нас всегда имелся запас овощей, яблок и груш.

— Фронтальная хижина! — произнес Юрка, когда мы влезли в шалаш и развалились на сладко пахнущей сухой листве. — У нас в Москве квартира недалеко от Кремля, в окно фронтально видно звезды на башнях, ночью они светятся — клёво!

Мы с завистью уставились на Юрку, а он, уминая плоды садов и огородов, продолжал нас удивлять:

— В Москве полно машин и площади побольше, чем весь ваш поселок — Фронтально! И мосты длинные, как отсюда до города. И дома огромные, под сто этажей… На улицах парады физкультурников — клёво!

Мы слушали Юрку и глотали слюни, представляя яркий, захватывающий мир, где жизнь бурлила, как вечный карнавал… А нас окружала тишина. Эта тишина давила, вселяла уныние — наш поселок вдруг стал маленьким и жалким, а вся наша жизнь — совсем не такой интересной, какой казалась раньше.

Похоже, Юрка задался целью пришибить нас своим немыслимым богатством: на следующий день, кроме ножика, пистолета и фонарика, он вынес из дома то, что мы вообще никогда не видели — авторучку и ракетки с воланом. Авторучкой мы стали расписываться на заборах, столбах, пожарных бочках и на всем, что попадало под руку. А волан подкидывали до тех пор, пока он не залетел в печную трубу.

В тот же день мы водили Юрку по окрестностям поселка, показывали норы сусликов на лугу. Кусты орешника в перелеске — показывали без особого энтузиазма, догадываясь, что для столичного гостя все это малоинтересно. Единственно, чем мы собирались Юрку поразить, это нашей главной достопримечательностью — речкой Серебрянкой. Но неожиданно наша любимая Серебрянка не произвела на Юрку никакого впечатления. Рассматривая норы и орешник, он время от времени поднимал большой палец, а увидев речку, вяло протянул:

— Ничего особенного… У нас в Москве фронтальная Москва-река. Там клёвые лодочные станции, купальни, вышки…

Нам стало обидно за нашу Серебрянку, Генка даже шепнул мне:

— Много из себя строит этот Юрка.

В то лето мы ежедневно ходили на речку купаться, и все, кроме Вовки, уже научились держаться на воде (Вовка еще только учился на мелководье); правда, мы плавали вдоль берега и не больше двух метров — «не хватало дыхания». Юрка тоже стал ходить с нами на речку, но так — за компанию, с явным безразличием; и на речке ни разу не разделся, не окунулся в воду. Пока мы осваивали «собачий» стиль, он шастал по берегу, разглядывал коряги, ракушки или что-то выводил на песке перочинным ножиком, или набирал воды в пистолет и обдавал нас тонкой струей. Своим поведением он давал понять, что после просторов московской реки ему скучно плескаться в какой-то невзрачной речушке. Его равнодушное отношение к нашей Серебрянке нешуточно задевало нас — можно сказать, даже оскорбляло. Как-то Генка зло процедил:

— Все городские ребята завидуют, что у нас есть Серебрянка, а этот только и хвастает своей московской рекой. Давай завтра его столкнем в воду!

На следующий день мы, как обычно, отправились на речку вчетвером: Юрка, Генка, Вовка и я. Обычно мы купались на песчаной отмели — там был пологий спуск к речке и глубина чуть больше метра. А перед отмелью, сразу за урезом воды начинался глубокий темный бочажок. Как только мы подошли к нему, Генка подмигнул мне и кивнул на идущего сзади Юрку. Мы остановились, чтобы подождать его и столкнуть в глубину, но вдруг произошло непредвиденное. Сто раз мы проходили то место без всяких происшествий, но в тот день Вовка поскользнулся и упал в воду, и сразу стал тонуть; он отчаянно шлепал по воде руками, его голова то исчезала, то вновь появлялась над водой.