Леонид Сергеев - Самая счастливая, или Дом на небе

— Уже принял, гад! В темпе ухаживай за дамами, помоги снять плащи!

Около зеркала крутились две высоченные, крашеные блондинки, с невероятно яркой косметикой сверх всякой меры — обе вульгарные — дальше некуда; я не успел подойти, как одна откровенно подмигнула мне, другая выпятила губы, поддернула кверху, и без того короткую, юбку и, отклячив зад, на мгновенье замерла, давая понять, что готова на все. Я понял — этих краль надо сразу тащить в постель, а не вести в ресторан элитарного клуба, но братец уже вовсю обхаживал блондинок: называл уменьшительными именами, у одной похвалил кофту — «мой любимый абрикосовый цвет», — у другой, словно ботаник, внимательно рассмотрел брошь-цветок и восторженно щелкнул языком; с повышенной предупредительностью показал кинозал, где «бывает нечто интеллектуальное», и туалет, где «удобней привести себя в порядок», а когда блондинки процокали в интимное заведение, ни с того ни с сего умиленно брякнул:

— Королева и в туалете остается королевой.

Похоже, он совсем спятил от своих красоток и из кожи вон лез, чтобы соответствовать их запросам — спину выпрямил, живот втянул, победоносно осмотрел завсегдатаев клуба — те уже вовсю пялились на наших блондинок; в мужской клуб редко заглядывали женщины и когда появлялись даже страшные — какие-нибудь квадратные — на них смотрели как на красавиц. А тут такое явление!

Пока шли в ресторан, брат чего-то верещал, что-то о себе, в том смысле, что он человек здравомыслящий, искушенный в делах и решительный в поступках. Блондинки молчали, всем своим видом показывая, что их молчание полно значения; я обнял одну из них — по имени Камилла; она закатила кошачьи глаза, прижалась ко мне и кокетливо хихикнула:

— Мне жуть как нравится красивая жизнь.

Похоже, это было правдой — на ней висело множество украшений и она пахла, словно фруктовый сад, причем плодовитый (позднее я узнал — у нее двое детей).

Брату показалось, что я чересчур увлекся — он подскочил и, как бы извиняясь за мою невоспитанность, расплылся перед Камиллой:

— Это брат так шутит. Показывает, как здесь себя ведут некоторые непризнанные поэты, — а меня сурово отвел в сторону: — Эта моя! Ухаживай за ее подругой.

— Я переключился на подругу этой самой Камиллы — не помню как ее звали, пусть — Маша; в общем-то блондинки выглядели совершенно одинаково и мне было все равно какую тискать. Как только сели за стол, я сказал:

— Ну девочки, что закажем? Водочку, салатик?

Брат вытаращил глаза и с отвращением поморщился.

— Ты хотя бы думай, что говоришь! Какая водка? Шампанское, коньяк!

В Камилле несколько секунд боролось «королевство», в которое ее возвел брат и в которое она играла, и врожденная порочность — последняя победила и она игриво подернула плечом.

— А я бы выпила водки.

Маша ничего не сказала, ей было без разницы что пить, она зыркала по сторонам, всем улыбалась и только и думала, какую часть тела показать.

— Под водочку хорошо идет селедка с картошкой, — продолжал я гнуть свое, но тут же почувствовал под столом удар брата, а над столом увидел его неестественно сияющую физиономию — он по-лакейски, с большой предосторожностью заглядывал в глаза своей Камиллы.

— Вы, Камилла, не откажетесь от паровой осетрины? И закажем фрукты. А кофе с мороженым позднее.

— Как скажете, — откликнулась «его любовь».

«Моя» Маша по-прежнему вертелась на стуле. Я погладил ее попу и шепнул:

— Клево здесь, верно? А потом двинем ко мне.

— Ага, — она кивнула, глядя куда-то мимо меня — ей было все едино — с кем и куда ехать.

Пока ждали заказ, брат решил развеселить наших подружек и не нашел ничего лучшего, как рассказать о своих болезнях (он вообще страшно любит рассказы о болезнях и умеет болеть — знает все причины и следствия своих недугов — ему впору писать кандидатскую по медицине, а он строчит стишата) — дотошно и обстоятельно поведал о больнице, в которой недавно лежал, какие сдавал анализы, какие его окружали медсестры. Этим дурацким рассказом он преследовал двоякую цель: бил на жалость — мол, болезни — издержки холостяцкой жизни (разумеется, он готов ее изменить с такой как Камилла) и демонстрировал искусство общения с женщинами, представлялся опытным мужчиной (ведь медсестры не просто окружали его, но и влюблялись в него по уши).

— …Одна была строгая, официальная, холодная, другая постоянно посылала мне воздушные поцелуи и все говорила: «Когда выпишитесь, у нас будет нечто фантастическое». Но в день выписки, увидев меня, затряслась от страха и убежала. Зато строгая, холодная подошла и протянула свою визитку. В шутку я могу завести легкомысленный роман, всерьез — никогда! Ведь любовь это избирательность, — брат взирал на Камиллу, будто на хрустальный замок.

— А где же подробности? — произнесла его «королева», явно намекая на сексуальные моменты.

Но никаких моментов не последовало — их попросту не было — брат держал эту историю наготове, но не смог придумать достойную концовку, его воображение дальше слюнявых поцелуйчиков не шло. Чтобы поправить дело, я сказал:

— У меня была знакомая, которая с утра звонила и кричала в трубку: «Я тебя хочу!». Приезжала на такси, сбрасывала одежду, ныряла в постель, целовала меня до синяков…

Камилла залилась далеко не королевским смехом, Маша выдохнула:

— Класс!

Но брат метнул в мою сторону гневный взгляд:

— Может ты умолкнешь?! — и снова повернулся к Камилле: — А однажды в своей палате я устроил поэтический вечер, после чего мне не давали прохода. Одна больная поджидала в холле под часами и каждый раз спрашивала: «Который час?». И томно опустив глаза, вздыхала: «Я в палате одна, ночью смотрю в окно».

Официант принес заказ и, к моему облегчению и к радости блондинок, прервал болтовню брата. После первой рюмки (мы с Машей выпили водку и в дальнейшем пили только ее, родимую; Камилла, чтобы не обижать брата и не выходить из образа «королевы», пригубила коньяк, но тут же попросила налить ей водки и дальше чередовала напитки; брат потягивал только коньяк; шампанское наши дамочки использовали в качестве запивки) — так вот, после первой рюмки, Маша затараторила:

— У меня мечта… закадрить Юрия Антонова. Он здесь бывает?.. И хочу съездить в Венгрию, говорят там классно…

— Когда поедешь, возьми меня телохранителем, — вставил я.

Маша только ухмыльнулась — видимо, мне в ее пламенной мечте места не нашлось. Хотя, что я! Она просто обалдела от счастья.

После второй рюмки, Камилла откинулась на стуле, потянулась, как бы скидывая тяжелую королевскую мантию (ее уже тяготили обязанности важной особы), расстегнула на кофте верхние пуговицы, обнажив бюстгальтер приличных размеров, а заметив, что за пианино сел тапер, потянула брата за руку.