Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

…Некому было проводить Анну Ивановну в последний путь. Прах одинокой старухи покоится на загородном кладбище в общем захоронении, среди усопших, не имеющих родственников и разных неопознанных. Вокруг захоронения заросли акации, бузины, крапивы; в зарослях бродят одичавшие собаки и кошки.

Для меня южный берег Крыма — это прежде всего Гурзуф — уютная бухта, с качающимися у причала лодками, пестрый многолюдный пляж, дома из бело-розового туфа, виноградные плети, раскаленные от солнца каменистые извилистые улочки с мотоциклетными колясками, забитыми фруктами, и множество широколистных деревьев, под которыми чинно покуривают старики, носятся загорелые до синевы мальчишки и низкорослые собаки, и в любое время суток обнимаются неутомимые влюбленные.

Солнечный, шумный Гурзуф! Это сочетание старины и современности, трудоемкой работы местных жителей и беспечного отдыха приезжих, сверкающих никелем машин автотуристов и допотопных тележек, в которые запряжены ишаки, комфортабельная гостиница с солярием и драные палатки путешествующих студентов; это разные ловкачи, понаторевшие на облапошивании курортников, и бескорыстные хозяева, готовые приютить кого угодно, лишь бы сделать добро; это, наконец, люди, которые заглянули в Гурзуф по пути, направляясь в санатории Сочи или Пицунды, заглянули только потому, что им некуда девать деньги, и люди, которые впервые очутились у моря и для этой поездки откладывали часть зарплаты не один месяц.

Стоит только подумать о Гурзуфе, как перед глазами встают виноградники на склонах гор и сине-зеленое море, слышатся крики чаек, шум прибоя, гудки теплоходов, смех отдыхающих; лицо начинает обдувать солоноватый воздух, нос щекочут горячие терпкие запахи, во рту ощущаются сочные фрукты. В любой момент я могу вернуть Гурзуф!

Так давно это было, но и через огромное временное пространство я отчетливо различаю все детали тех дней. Тот короткий промежуток лета был насыщен встречами и событиями, которые обогатили мой опыт, запали в память на всю жизнь.

Мы с художником Валерием отправились в Гурзуф с твердым намерением плотно поработать; утром и вечером совершать недолгие заплывы, все остальное время сидеть за столом, делать иллюстрации к объемистой книге, которую через месяц отправляли в печать. Мы нарочно укатили подальше от столицы, выбрали дорогостоящее уединение, хотели оградить себя от всяких соблазнов интересного времяпрепровождения. Мы сняли комнату с террасой на одной из верхних улиц, откуда, извиваясь, бежали тропы в горные селения. С террасы открывался отличный вид на лежащий внизу городок. Особенно он смотрелся вечером, когда зажигались фонари, высвечивая очертания домов, набережную, полосу прибоя, вспышки пены, деревья, силуэты людей.

Мы прибыли в Гурзуф в полдень и, распаковав чемоданы и переодевшись, сразу направились к морю. Местные ребята, у которых мы спросили, где лучше купаться, мгновенно вызвались проводить нас на «камни». Окруженные галдящей свитой, мы дошли до набережной, свернули в сторону от пляжа и по круче спустились в небольшую, почти безлюдную бухту, к подножию отвесных скал.

— Здесь! — вразнобой объявили ребята, показывая на торчащие из воды огромные отполированные камни, и, приободряя нас, один за другим попрыгали в воду.

Размашисто, саженками ребята доплыли до самого большого камня, забрались на него и стали отчаянно жестикулировать:

— Давайте, дуйте сюда!

Мы не заставили себя ждать.

Там, на камнях, мы поняли, что ребята — бесценный источник информации. За полчаса они рассказали нам обо всех достопримечательностях городка и выдали все последние новости. Мы узнали, что в Гурзуфе целых два кинотеатра, причем один под открытым небом, и там можно курить, что в конце набережной есть «Спутник», где в домиках-«бочках» живут студенты-иностранцы, что в совхозном саду заболел сторож и фрукты можно есть, сколько влезет, что в Доме творчества отдыхает знаменитый актер Шишов, что от причала ходит катер в Ялту, что три дня назад, когда штормило, утонул один отдыхающий, и многое другое.

Получив исчерпывающие сведения о месте пребывания и накупавшись до икоты, мы распрощались с ребятами и направились в столовую, которую приметили, еще когда спускались к морю. Она находилась в самом центре, на «пятаке», где, как мы поняли, разворачивались основные городские события и назначались деловые, неделовые и романтические встречи. Кроме столовой на «пятаке» была почта, магазин, конечная остановка автобуса и бочка с сухим вином, от которой мы сразу отвернулись.

— Мы свои бочки уже выпили, — многозначительно произнес Валерий, намекая на наши московские пирушки, и я безоговорочно согласился.

Как следует нагрузившись обедом из трех блюд, мы выбрали на «пятаке» пустующую скамью и сели покурить.

— Столичным табачком повеяло, — услышал я за спиной и, обернувшись, увидел пожилого мужчину в майке и потертых широких брюках.

Он стоял, оперевшись на лопату, на его лице, заросшем седой щетиной, играла доброжелательная улыбка, а мудрый взгляд так и говорил — я много повидал в жизни и свое основное время прожил, все главное позади, теперь мне только и осталось ковыряться в саду, курить добротный табачок да вести задушевные беседы. Мы угостили его сигаретами, он присел на скамью и пожаловался, что в местных киосках продают только слабые симферопольские «гвоздики» да кубинское «махорочное курево, от которого глотку дерет», а он «уважает» московские сигареты, потому что в них «все в норме». Но по той поспешности, с которой он подсел к нам, мы сразу поняли, что сигареты — только повод завести разговор.

Глеб Степанович — так назвался мужчина — рассказал, что он вдовец, имеет собственный дом, который сдает на курортный сезон, и что сейчас есть свободная комната и, если нужно, он готов нас приютить. Мы поблагодарили и сказали, что уже устроились.

— Сам я из Прибалтики, — объяснил Степаныч, затягиваясь и разгоняя дым рукой. — Но вот здесь уже лет пятнадцать как живу. Врачи посоветовали поменять климат. Радикулит меня сильно скручивал — я ведь всю жизнь работал на торговых судах. А как умерла жена, все бросил там, в Прибалтике, и махнул сюда. Думал, не приживусь, да вот незаметно пустил корни. Теперь уж, конечно, и поздно куда-то срываться. Здесь уж и закончу свою жизнь, осталось немного, — усмехнулся он, с определенным кокетством преувеличивая свою дряхлость.

— Вы, наверно, побывали во многих странах? — поинтересовался Валерий.

— Весь не весь, но кое-где побывал. Порассказать есть что. А вы сами-то чем занимаетесь? Да чего там! Зайдем ко мне, попьем чайку… с инжировым вареньем. В жару чай — самое лучшее питье… Вон мой дом, — он кивнул на соседнюю улицу, где тесно стояли дома, огороженные крохотными палисадниками.