Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

Целеустремленный и яркий Степанцев (яркий в непохожести на других) дружил с румынским мультипликатором Попеску Гопо. Как-то мы втроем крепко застольничали в Домжуре, и Степанцев сыпал бесконечные тосты за здоровье Гопо, потом спохватился, похвалил себя и обронил мне утешительный приз:

— Ты порядочный человек, что сейчас редкость… А твою сложную жизнь надо зафиксировать на сотне километров пленки.

После этих слов я приосанился и стал подробно рассказывать иностранному гостю о своей «сложной» жизни — люблю, мол, трудности и тяжелую работу, но Гопо кивнул на соседний стол:

— Блондинки и брюнетки по нас сходят с ума.

Я перечислил целую галерею театральных художников, сделал их словесные наброски, эскизы. Под конец скажу — каждый из них носил высокое звание — Мастер, а чудачества и хобби только придавали им дополнительную притягательность.

Здесь будет уместно упомянуть еще об одном чудаке — художнике Борисе Чупрыгине, который женился на женщине, любившей «смотреть поезда». Перед свадьбой Чупрыгин обещал невесте построить железную дорогу вокруг дачи и пустить электровагон. «Буду кататься и махать тебе рукой», — вдохновенно говорил художник будущей жене, но после свадьбы втянулся в живопись и забыл о своем обещании. Правда, позднее купил велосипед, но это выглядело нищенским даром по сравнению с локомотивом.

— До свадьбы я тысячу часов простоял у ее дома, — объяснял мне Чупрыгин. — Послал ей столько писем, что она могла бы оклеить ими всю квартиру. Встречал и провожал ее, ухлопал массу времени. За это время мог бы написать сотню картин. Теперь надо все наверстывать. Задумок в голове — туча…

В творческой среде большинство людей работают потому, что просто не могут не работать; в них запрограммировано стремление к совершенному. Часто они платят дорогую цену за это: лишаются материальных благ, признания при жизни, а иногда и личного счастья. Но немало творческих людей, которые работают ради славы, денег, а то и ради восхищения женщин — последних не только не мало, а даже много. По сути дела в этом нет большого порока, ведь масса примеров, когда великие произведения создавались благодаря любви к женщинам или благодаря их поддержке и преданности.

Мои друзья, художники и поэты, тоже посвящали слабому полу вполне сносные произведения, а кое-кто ради женщин совершил настоящие подвиги. Я уже говорил о Чупрыгине, который собирался построить железную дорогу и пусть не построил, но, как известно, готовность к подвигу равна подвигу. Не мешает вскользь — особенно не смакуя чужие слабости — упомянуть еще о двух-трех бесстрашных представителях творческой среды.

Так Андрей Голицын ради жены бросил выпивать и курить, что, конечно, нешуточный подвиг.

Детский писатель Валерий Шульжик несколько дней из-за непогоды не мог вылететь в Ленинград к любимой девушке. В аэропорту готовился к рейсу только почтовый самолет, но и тот никак не могли укомплектовать посылками. И тогда Шульжик совершил поступок, который всецело можно приравнять к подвигу: назанимал у друзей кучу денег, оплатил пустующие места и вылетел на «почтовике».

Но самый красивый подвиг сотворил художник-яхтсмен Рубен Варшамов. Накануне свадьбы он прокопал канал (с помощью экскаваторщика) от залива в Водниках, где стояла его яхта, к даче невесты (на берегу залива), и свадебное путешествие молодоженов началось прямо от дома невесты.

В зрелом возрасте я тоже совершил почти подвиг, правда, то, что я совершил, носило неприятную окраску. Я жил холостяцки с двумя собаками-дворнягами, которых считал равноправными членами семьи. Собаки тоже так считали, и потому спали со мной на одной тахте (кстати, запах псины мне всегда был приятней всяких духов). И вот однажды в нашей квартире появилась женщина. Она вошла, осмотрелась и сказала:

— Я догадывалась, что вы живете плохо, но не думала, что так плохо. Мне вас жалко.

Так она сказала и заплакала. Не знаю, что она в самом деле! По моим понятиям я жил прекрасно. Но речь о другом — о том, что у этой женщины не сложились отношения с моими собаками. Нельзя сказать, что она не любила животных (с такой я не стал бы встречаться), она понимала, что собаки — прекрасный народ, и любила их, но не настолько, чтобы вчетвером спать на одной тахте.

— У тебя крайне узкая тахта, — проронила эта чувствительная сударыня. — Пусть наши лохматые друзья спят отдельно, тем более, что есть еще одна комната и там тахта не хуже.

Я проявил слабость и уговорил собак укладываться на ночлег отдельно. Собаки обиделись, недовольно засопели и весь следующий день смотрели на меня как на предателя, а на женщину не смотрели вовсе. На вторую ночь я, разумеется, пошел спать к собакам и тогда уже недовольно сопела женщина. К счастью, она быстро поняла, что подвиги, как и чудеса, нельзя совершать ежедневно, и вообще, что это за подвиг, если одним от него радость, а другим страдание?!

Короче, женщина смирилась с порядками в нашей семье и мы стали спать вчетвером на крайне узкой тахте. Бесспорно, со стороны женщины это был настоящий подвиг, более весомый, чем мой.

Есть мужчины, которые чокнулись на своей гениальности, есть женщины, которые чокнулись на своей красоте. Тяжеловато общаться с такими людьми. И вот надо же! Меня угораздило жениться на женщине, чокнутой и на своей красоте и на своей гениальности. Она была манекенщицей и причисляла себя к достоянию нации, к некой касте неприкасаемых — считала себя одной из десяти самых красивых женщин в стране.

Жена умела шить и вязать, и считала, что более талантливой рукодельницы, чем она, нет и быть не может. И первое, и второе она каким-то непонятным образом внушила и мне, двадцатичетырехлетнему периферийному простаку. Во всяком случае, в первые дни знакомства я был уверен — она совершенство, некий ходячий бриллиант. Кстати, я был ее третьим мужем, и оба предыдущих тоже были художниками, — жена считала, что только художник может оценить вкус женщины, ее осанку, походку и прочее. Насчет своей внешности жена говорила буквально следующее:

— У меня не просто хорошая фигура, у меня идеальная фигура, и вообще, лучше меня женщин не бывает. Когда я иду по улице, останавливается движение, люди выходят из транспорта, чтобы получше меня рассмотреть.

Как я ни силился, ни транспортных пробок, ни ротозеев, выскакивающих из автобусов и троллейбусов не замечал, но за ней действительно всегда вышагивало несколько прилипал.

Относительно своего рукоделия жена была более-менее права — на шитье к ней выстраивалась очередь, причем в этой очереди стояли певицы и танцовщицы, и экстрасенсы, вроде Джуны. Все эти модницы на меня смотрели как на неандертальца, а о жене говорили как о святой, имеющей пропуск в рай, и никак не могли понять, чего она во мне нашла.