Леонид Сергеев - Вид с холма

— Большую часть времени я просиживал дома, — рассказывал приятель, — полдня любовался благоверной, вторую половину выполнял ее прихоти, только что не вышивал крестиком, и принимал все за праздник, и любил, идиот, эти праздники больше, чем работу. Но потом до меня дошло — так пройдет вся жизнь и ничего дельного не сделаю. И в меня вселился бес, я озверел и послал жену к чертовой матери, и тещу и тестя туда же. Взял и перебрался на дачу, а в семью изредка наведываюсь… Здесь, на даче, одному во всех отношениях лучше.

Мы с приятелем крепко выпили, разобрали его последние работы, осудили «новомодные штучки» в живописи, затем приятель ударился в мировые проблемы — начал на чем свет стоит ругать американцев, к которым испытывал давнюю неприязнь:

— …Капиталисты давно потеряли совесть. Мало того, что выжимают все соки из бедных стран, еще и всюду насаждают свои порядки.

Мы проговорили до полуночи и приятель в самом деле выбил из меня вторую половину хандры — моя личная «трагедия», копанье в самом себе выглядело жалким на фоне его размышлений о всемирной несправедливости. Я остался у него ночевать и утром, после бутылки пива, чувствовал себя вполне сносно — неким помилованным преступником.

Распрощавшись с приятелем, я направился вдоль леса к станции; шел, рассматривал осеннюю красочную листву и думал: «Осень берет свое, природа ни с чем не считается, ни с личными трагедиями, ни с трагедиями народов… Сейчас облетит листва, потом все засыпет снегом — можно спокойно взвесить, что к чему, наметить новые цели, накопить материал, а там и весна не за горами — смотришь, все повернется к лучшему, появятся новые силы». Как бы в подтверждение моих вселенских мыслей, внезапно потемнело и в воздухе закружили снежинки.

Недалеко от платформы я заметил впереди девушку подростка с маленьким рюкзаком за плечами; она шла по тропе медленно, и то нагибалась и собирала яркие опавшие листья, то запрокидывала голову и ловила снежинки. Поравнявшись, я кивнул на ее букет.

— Красотища! Так и хочется нарисовать! — для большей выразительности я винтообразно помахал рукой. — Ты, случайно, не художник?

— Не-ет, — усмехнулась девчушка. — Рисовать не умею. Обыкновенная ученица девятого класса.

— Ну уж обыкновенная! Уверен, ты — художник в душе. Ты — собирательница живописной листвы, необычных кореньев. Наверняка, в твоем рюкзаке полно красот леса.

— Нет, — улыбнулась юная попутчица. — В рюкзаке бутерброды, термос.

— Ты ходила в поход?

— Я путешествую. По Подмосковью.

— О-о! Вот это я понимаю, это звучит! Но как же школа? Ведь уже начались занятия.

— А я путешествую по выходным. Сегодня же воскресенье.

— Да-да, — вспомнил я и, как бы свидетельствуя уважение к путешественникам, с нарочитой серьезностью спросил: — Ты путешествуешь с целью или просто так… как любительница природы?

— С целью, — тоже серьезно ответила девчушка.

Мы подошли к платформе и в ожидании электрички сели на скамью. Я закурил.

— Можно поинтересоваться какая у тебя цель и почему ты путешествуешь одна?

— Это секрет, — девчушка напустила на себя определенную важность, давая понять, что уже взрослая и вправе иметь серьезные тайны.

«Фантазерка, — подумал я. — Наверняка всего лишь навещала свою бабку или деда», но вслух сказал:

— Завидую мужественным людям, которые путешествуют в одиночку, и вообще всем, кому не скучно в одиночестве. Я здесь был у приятеля. Он художник и круглый год живет один. Ничего, не тоскует, в город его не тянет. А я весь извелся бы… Но все же одной девушке путешествовать опасно — мало ли что. Тебе нужно заиметь надежного друга. Какого-нибудь парня из класса, большого любителя путешествий.

— Где же такого взять? — усмехнулась девчушка, приоткрывая завесу над своим «секретом» — стало ясно, что одинокие путешествия отчасти вынужденные. Так я решил, но, как оказалось, ошибся.

Показалась электричка и я сказал:

— Пойдем в середину состава, там наверняка будут свободные места.

— Сейчас электрички пустые, — твердо, со знанием дела заявила моя собеседница. — Дачный сезон закончился.

Действительно, мы вошли в полупустой вагон и сели у окна напротив друг друга. Чтобы просто продолжить беседу, я вернулся к теме одиночества.

— Все-таки я уверен, в школе найдутся ребята, которые с удовольствием бродили бы с тобой по лесам и полям. Путешествовать одной не только опасно, но и, по-моему, неинтересно. К примеру, увидела красоту, испытала восторг и не с кем поделиться. А если взгрустнулось — кто поможет?

— Вы не знаете современную молодежь, — усмехнулась моя спутница. — Ее интересуют дискотека, сигареты, жвачка… У меня есть знакомый, который с радостью ездил бы со мной… Но он не парень, а взрослый мужчина… Ему тридцать лет, — она с вызовом посмотрела на меня, но тут же покраснела от своего откровения.

Я изобразил немалое удивление.

— Замечательно! Расскажи подробнее.

— Ладно, расскажу, так и быть… Мы познакомились смешно, случайно. Я звонила подруге и попала не к ней. Какой-то мужской голос… приятный такой… вежливый… Ну разговорились… Потом несколько раз перезванивались. Просто так, поболтать. С ним интересно было разговаривать… Ну однажды мы с подругой пришли к нему. Я зашла и прямо вздрогнула, — она снова густо покраснела. — Он оказался горбун. Невысокий, хорошо одет, лицо даже красивое, но… горбун. Я растерялась, но уходить сразу как-то неудобно, ведь правда? И подруга шепнула: «Немного посидим и уйдем»… А у него на столе шоколадные конфеты, печенье… Ну стали пить чай. Он рассказал, что в детстве упал с дерева, а потом стеснялся своей внешности, никуда не ходил, сидел дома и читал книжки. У него огромная библиотека и он все читал… Он очень умный. И уже ученый. Кандидат наук. И у него разряд по горным лыжам. Он показывал фотографии, где он на Дамбае… Теперь иногда к нему захожу. Просто так, поболтать… Он мне не нравится, с ним просто интересно… Я нехорошо поступаю, да? Ведь он может серьезно влюбиться, а я никогда не буду с ним встречаться… серьезно, — по ее лицу прошел жар. — По-моему, он уже влюбился, — она потупилась.

— Не знаю, что тебе сказать, — вздохнул я. — А что говорят твои родители?

Она отвернулась к окну и я понял — в ее семье что-то неладное.

— Я живу с матерью. Отец ушел от нас, когда мне было четыре года. Я почти его не помню. Помню только, он всегда смеялся и высоко подкидывал меня, ловил и целовал… Помню еще, сделал мне во дворе качели… А у матери сейчас сожитель. Она ужасно его любит, а я ей мешаю… Мать говорит, что отец был гулякой и вообще плохим. Ничего хорошего о нем не говорит, но я ей не верю. Она противная. И крутая, с бесинкой. Мы не друзья, а враги. Если б было куда уйти, давно ушла бы.