Леонид Сергеев - Солнечная сторона улицы

…Так прошел весь учебный год. На лето меня отправили в лагерь, а когда я вернулся, Гошку дома не застал.

— Я отвела его в зоопарк, — пояснила бабушка. — Там ему с бегемотихой просто замечательно. Помнишь бегемотиху Машку?

Я побежал в зоопарк. Еще издали в вольере заметил бегемотиху, но Гошки рядом с ней не было. У вольера я столкнулся с усатым мужчиной — смотрителем. И только хотел спросить про Гошку, как внезапно в бассейне что-то плеснуло, и на поверхности воды показалась вначале голова, а потом и вся серо-зеленая туша еще одного бегемота.

— Видал, как твой бегемот подрос? — спросил меня мужчина и кивнул на животное. — Все говорят, его недавно к нам доставили, но мы-то с тобой знаем, кто это, правда? — Он улыбнулся и обнял меня за плечи.

Я посмотрел на вылезшего из воды бегемота и вдруг заметил, что его пасть дрожит от улыбки, а в глазах мелькают знакомые озорные смешинки. Бегемот посмотрел в мою сторону, закивал головой и пошевелил ушами, и я сразу узнал в нем Гошку. И Гошка меня узнал: подмигнул мне, подбежал к изгороди, и его пасть растянулась в радостном приветствии.

Закончив школу, я уехал в другой город, но Гошка всегда оставался со мной. Как мечта о друге. Он всегда появлялся, когда я вспоминал о нем. И больше меня радовался моим успехам, и больше меня огорчался, если мне не везло. Гошка исчезал только когда я забывал о нем.

Спустя много лет я вернулся в город своего детства. Разыскал наш дом и случайно на чердаке среди рухляди нашел пыльный сверток резины. Стряхнув пыль, я вынес сверток на улицу, развернул и, обнаружив пробку, надул.

Гошка сильно постарел: был весь в морщинах и складках, вместо улыбки виднелась горькая гримаса. Что-то далекое и радостное охватило меня.

Некоторое время Гошка обидчиво смотрел в мою сторону, как бы укоряя за долгое отсутствие, за то, что я совсем забыл его. Я рассказал Гошке все. И он все понял и простил меня. Снова, как когда-то, он кивнул головой и шевельнул ушами; подмигнул мне, и его пасть растянулась в улыбку. Гошка уткнулся в мои ноги, и я обнял его.

Нас окружили ребята. Одни — с заводными игрушками, другие — с новыми блестящими велосипедами.

— Что это за чучело, дядь?! — спросил один из мальчишек, и ребята рассмеялись.

Где им было знать, что старый облезлый бегемот был моим самым близким другом в детстве, что он мне дороже самых дорогих игрушек и ничто никогда не заменит его.

В детстве я отличался умением приврать, причем временами врал с такой фантазией, что сам удивлялся своим способностям. Надо сказать, что первоклассным вралем я слыл только в нашей семье, во дворе мои штучки не проходили. Раза два я пытался что-то загнуть ребятам, что-то легкое, почти правдоподобное, но меня быстро разоблачили, и я оставил свои замашки. Собственно, и в семье мне мало кто верил, разве что младший брат и бабушка. Брату я сочинял такие небылицы, что у него захватывало дух.

— Вот это история, я понимаю! — прищелкивал он языком. Правда, иногда сомневался:

— А ты не выдумываешь?

Чтобы развеять его сомнения, я клялся пиратскими клятвами:

— Пусть меня схватит осьминог, если вру!..

Или:

— Разрази меня молния!

Или что-нибудь еще в таком роде.

Ну, а бабушка всегда без тени сомнения верила каждому моему слову. Однажды я пролил чернила на скатерть и всем объявил, что они сами пролились. Как всегда ни отец, ни мать мне не поверили, брат неопределенно пожал плечами, а бабушка сказала:

— Вполне возможно. Это очень похоже на правду, ведь в окно дул ветер, — и таинственно улыбнулась.

В другой раз я съел банку варенья и сказал, что ее съел кот. Мать сразу на меня накричала:

— Ты закоренелый врун! Я вижу тебя насквозь! Учти, мое терпение имеет пределы!

А бабушка мягко сказала:

— Вообще-то кот любит сладкое, — и подмигнула мне, давая понять, что в жизни и не такое бывает.

Нередко, распалив свое жгучее воображение, я и сам верил в то, что говорил. Как-то бабушка спросила:

— Кажется, дождь за окном?

Я тут же откликнулся:

— Ага! — Хотя на улице было сухо. Но бабушка поверила и, собираясь на рынок, взяла зонт.

В тот же вечер бабушка обратилась ко мне:

— Что-то я слышала шум во дворе? Будто ловили кого?

— Да, было дело, — ответил я. — Ловили. Тигра!

— Как тигра! — удивилась бабушка. — Да откуда же он взялся?

— Сбежал из зоопарка! — моментально бросил я.

— Неужто?! — ужаснулась бабушка. — Так ведь он мог загрызть кого-нибудь?!

— Так он и загрыз! — хмыкнул я. — Пять человек!..

Бедная моя доверчивая бабушка! Мне иногда даже было жалко ее, но я уже не мог остановиться, и с каждым днем врал со все возрастающим напором.

— Черт-те что, а не сын! — сердился отец.

— И в кого он, что из него получится? — вторила ему мать. — В один прекрасный день мое терпение лопнет.

Но бабушка меня защищала:

— Он очень способный. Находчивый, с богатым воображением. Из него выйдет хороший художник или артист, или даже слесарь (эту профессию бабушка считала самой престижной и сложной, поскольку ее муж, мой дед, был слесарем-виртуозом, мастером высочайшего класса, довольно известным в пределах нашей улицы).

«Бабуля у нас ничего, — думал я. — Жаль, такая старомодная, и вкус у нее того…». По моим понятиям бабушка смотрела не те кинофильмы, которые следовало смотреть, и слушала какие-то дурацкие пластинки. К единственному достоинству бабушки я относил ее увлечение настольными играми, и прежде всего — шашками. Она вполне прилично играла в шашки, но, конечно, не так хорошо, как я. Кстати, в нашей семье все играли неплохо, и по вечерам мы часто устраивали затяжные баталии. В табели о рангах я стоял вторым, после отца.

Я любил играть в шашки с матерью и с братом, с соседкой теткой Викой, которую постоянно ловил на зевках, но больше всего — с бабушкой. С бабушкой у нас был счет 97: 1 в мою пользу. Шутка сказать! Я выиграл у бабушки 97 партий и только одну проиграл. И то случайно. Обычно бабушка не успевала сделать и семи ходов, а я уже ставил дамку. И тут начиналось самое интересное: моя дамка врывалась в бабушкины боевые порядки и щелкала ее шашки, как орехи! Одну за другой! Бабушка то снимала, то надевала очки. После игры с бабушкой у меня всегда было прекрасное настроение. Весь вечер я ходил, насвистывал и всем давал разные советы.

Мое настроение не портилось и после игры с матерью, братом и соседкой теткой Викой. У них я тоже выигрывал, не так часто, как хотелось бы, но гораздо чаще, чем они у меня.

Единственно, кто портил мне настроение — это отец. Он у меня все время выигрывал. Игра с ним была сплошной нервотрепкой; он никому не разрешал подсказывать мне и не давал ходы обратно, а выиграв партию, победоносно заявлял: