Элеонора Шафранская - Ориенталистские и постколониальные мотивы в современной литературе: "На солнечной стороне улицы" Дины Рубиной и "Нас там нет" Ларисы Бау (статья)

«Там, внутри» (1) — так называется научный сборник, открывающий «новое проблемное поле культурной и социальной среды» (2); «внутри» — «это культурные пространства народов России, в том числе и русского народа…» (3). «Этот международный и междисциплинарный сборник представляет первый масштабный опыт исторического исследования культурных практик внутренней колонизации» (4).

В унисон заглавию сборника звучит фраза из романа «На солнечной стороне улицы» (2006): «…там, внутри, под густым волосяным чачваном, действительно было темно…» (курсив наш. —Э.Ш., Т.П.) (5).

Актуальность проблематики, вынесенной в заглавие данной статьи, резонирует с большим количеством недавно изданных отечественных (и переведенных западных) исследований по ориентализму и постколониальным процессам в культуре и литературе (6). Целесообразность знакомства школьного учителя с проблематикой нашего исследования связана, с одной стороны, с необходимостью знакомства с новой для литературы рубежа веков и XXI в. постколониальной тематикой, возникшей на сломе советской империи, с другой стороны — с инновационным направлением гуманитаристики не только в российском, но и зарубежном дискурсе.

Постсоветский период вызвал на бывшем пространстве империи мощные миграционные процессы. По разным причинам люди, кто вынужденно, кто добровольно, теряли свою родину — одни уезжали, от других «уезжала» родина. Рассуждает группа поэтов: «Можно говорить о почти вещественном — шагреневом — исчезновении родины в привычном ее качестве. <���… > Не поэт в данном случае эмигрирует из родной страны — она покидает его, словно почва, уходя из-под ног» (7). Устами своего рассказчика говорит писатель А. Грищенко: «И уже чего-то не хватает на земле. Меня не хватает» (8), имея в виду тот постколониальный процесс, с которым связан уход в небытие «малых родин».

Сохранить образ «малой родины», или показать, что было там, внутри, — одна из задач, которую ставят многие современные писатели; воплотить родину в литературных образах и сюжетах, оставить в «семейном альбоме» культуры слепок былой цивилизации. Писатели как бы прощаются с городом своего детства, юности и даже зрелости — на рубеже веков появляются произведения: А. Волоса о Душанбе («Хуррамабад»), А. Мамедова о Баку («Хазарский ветер»), А. Мелихова о Степногорске («Исповедь еврея»), А. Хаирова о Казани («Казань — Курочки», «Одна улица на двоих»), почти вся проза Сухбата Афлатуни — о Ташкенте. Этот ряд можно продолжить романами Д. Рубиной «На солнечной стороне улицы» и Ларисы Бау «Нас там нет». По словам А. Эткинда (6), история свидетельствует, что для постколониального состояния характерен всплеск интеллектуальной жизни (с. 296), пересмотр экзистенциальных основ.

В двух романах писательниц-современниц представлен город Ташкент (Справка: Ташкент вошел в состав Российской империи во второй половине XIX в., после захватнических колониальных войн; затем — в составе СССР в качестве столицы союзной республики; ныне — столица самостоятельного государства РУ.) — глазами ориенталиста, «белого человека», колонизатора (как ни стараются многие избегать этого термина, нагруженного негативной советской коннотацией, но вернуться к нему стоит — термин объективен и беспристрастен).

Сюжет романа Рубиной «На солнечной стороне…» выстроен так, будто происходит отбивка ритма в изображении города: город был — теперь уходит — ушел. В романе есть пассаж, где в бытовой, разговорной форме выражен механизм внутренней колонизации, который лег в основу концепции исследования Александра Эткинда6. Приведем эту некороткую цитату. Персонаж дядя Миша рассказывает подростку Вере Щегловой о распаде империи Македонского и умозаключает, что это — «"удел всех империй, даже столь могучей, как наша…" — она не фыркнула сразу от такой глупости, а только спросила: "Это что, империя — наша Советская страна? Ты совсем чокнулся?" — за что получила немедленно… <���… > целую лекцию о том, что можно назвать империей, и что такое колонии, и как они завоевываются, как контролируются, как отпадают от метро… метрополии… В процессе лекции на горизонте появилась и, обозначившись надутыми парусами, вплыла в окно забегаловки каравелла Колумба; конкистадоры обменивали бусы на слитки золота; пыхали огнем первые пушки… <���…> и, наконец, с отборными отрядами русской армии появился здесь генерал Кауфман, расселся станом — в Туркестане, — проложил улицы, назвал их именами русских писателей и поэтов… даже оставил, среди прочего, название станции в Янгиюле — Кауфманская…

— Значит, мы — колония? — уточнила она. И он спокойно ответил:

— Еще какая! С плантациями, туземцами, белыми колонизаторами, которые забавным образом и сами стали рабами, и прочим таким, о чем я тебе когда-нибудь расскажу подробней. И будь уверена, что всему этому придет конец. Как и всем империям…» (Рубина. С. 259–260). Героиню пугают «ругательные» слова, применимые к буржуйским странам, но не к ее советской Родине.

«Белые колонизаторы» «стали рабами» — по словам исследователей, советская власть в отношении к своему народу продолжила «внутреннюю колонизацию под антиколониальными лозунгами»6 (Эткинд А., Уффельманн Д., Кукулин И. С. 30) «В первый же день рабочих согнали на собрание. На повестке дня был только один, извечный колониальный вопрос: отправка людей на хлопковые поля» (Рубина. С. 218). Известно, что хлопок был главным манком колониальных войн XIX века в Туркестане, главным сырьем в колониальной политике Советского Союза.

В девятнадцатом столетии в Ташкент (шире — Туркестан) ехали разные люди, по разным поводам, с разными целями, добровольно и принудительно: это были многокилометровые обозы крестьян-переселенцев; «господа ташкентцы» — любители легкой наживы; ехали подвижники — учителя, врачи, ученые. Дядя Миша, персонаж Рубиной, любил говорить: «"Из очень многих белых колонизаторов я один родился здесь добровольно!" <���…>…Дед его, военный врач из кантонистов, явился в эти края в составе русской армии генерала Кауфмана и обосновался тут обстоятельно и с любовью. Настолько пригрела его Азия, что и жену свою, киевлянку, наследницу большого ювелирного магазина "Исаак Диамант & Гавриил Диамант", он приволок сюда же, на новую, приветливую, усаженную молодыми чинарами, улицу Романовскую, где к тому времени успел выстроить особняк, одноэтажный, но просторный… <���…>…А вот единственный внук… рос уже на Тезиковке, в комнате с буржуйкой, керосиновой лампой и примусом, которую снимали, избавленные от дедовского особняка, Мишины родители» (Рубина. С. 253) — так предыстория приближалась к главному времени романа, к краху империи. «Между тем начиналось время, предсказанное когда-то пьяненьким дядей Мишей. Империя не то чтобы качнулась или стала осыпаться, но несколько утратила чувствительность своих щупалец… Они стали разжиматься, пока еще не выпуская колонии, но заметно ослабив хватку…» (Рубина. С. 335).