Леонид Сергеев - Солнечная сторона улицы

Слухи о том, что Алдана с Арала увезли куда-то в холодную Сибирь пришли в цветущий городок запоздало. Мой благородный, чуткий друг разволновался не на шутку, приехал на Арал и узнал от рыбаков о торговце. И написал ему письмо, в котором просил сообщить о судьбе Алдана. Торговец ответил: «Судя по письму, ты — великий человек, а великий человек должен быть богатым. Готов дать информацию о местонахождении верблюда, но за определенную мизерную плату». В скобках стояла приличная сумма. Мой щедрый друг выслал деньги, а получив адрес леспромхоза, направил телеграмму, что готов выкупить Алдана.

К этому времени Алдан уже постарел, его походка стала тяжелой, по количеству вывозимых деревьев он сравнялся с молодыми лошадьми, а тут еще на заготовку леса прислали японские тракторы, маленькие, юркие, грузоподъемные. Короче, начальство леспромхоза выразило готовность продать Алдана, а заодно и лошадей. «Один верблюд — ни то ни се, — говорилось в ответной телеграмме, — забирайте вместе с лошадьми, их всего пять штук, отдадим дешево». Мой добросердечный друг обратился за помощью к соседям и встретил ответную сердечную поддержку. «Нам нетрудно» — откликнулись соседи, и каждый принес деньги, кто сколько мог. Но еще предстояло нанимать грузовик, оплачивать железную дорогу… И тогда мой отзывчивый друг продал свой дом, мебель и грандиозную идею насчет комет (ее приобрели «уважаемые люди», в надежде послать в Москву и прославиться).

Таким образом теперь мой великий друг живет в ветхой лачуге. Впрочем, это его ничуть не огорчает. «Главное, Алдан на заслуженном отдыхе», — ликует он и улыбается — так широко, что его усы из щеток превращаются в цветущие кусты саксаула.

Я нашел его в лесу. Он лежал в траве — светло-рыжий комок с выщипанным хвостом и ранками на голове; похоже, упал с дерева, где его клевали вороны — они часто нападают на бельчат. Притаившись в траве, он испуганно смотрел на меня, его нос мелко дрожал от прерывистого дыхания.

Когда я принес бельчонка домой, мой пес Миф пришел в страшное волнение: стал крутиться вокруг нас, принюхиваться — необычный зверек произвел на него сильное впечатление. Некоторое время Миф сердито бурчал и фыркал, на всякий случай задвинул свою миску под стол.

Прежде всего я решил покормить найденыша и налил в блюдце молоко, но бельчонок был слишком слаб и сам пить не мог. Тогда я впрыснул молоко в его рот пипеткой. Бельчонок смешно зачмокал и облизался. Молоко ему понравилось — он выпил целое блюдце. Потом я начал сооружать жилище бельчонку. На стол поставил коробку из-под обуви, наполовину прикрыл ее фанеркой, а внутри устроил мягкую подстилку. Жилище бельчонку тоже понравилось — он сразу же в нем уснул.

Два дня бельчонок не вылезал из коробки, только высовывал мордочку и с любопытством осматривал комнату. Если в этот момент поблизости находился Миф, бельчонок сразу же прятался и зарывался в подстилку.

На третий день меня разбудил Миф. Он стоял около стола и лаял, а бельчонок сидел на коробке и, быстро перебирая лапами, грыз карандаш. «Посмотри, что делает этот рыжий проказник!» — как бы говорил Миф и топтался на месте от негодования.

— Он поправился и хочет есть, — успокоил я Мифа.

Рыжик — так назвал я бельчонка — проявил редкий аппетит. Он ел все овощи и фрукты, и печенье, и конфеты, но особенно ему нравилась кожура лимона. Схватит лимон и начинает крутить, выгрызая ровную полоску на цедре. Но, конечно, любимым лакомством Рыжика были орехи — их он мог щелкать без устали. Разгрызет орех, ловко очистит от скорлупы и жует. Еще не съел один орех, а уже берет другой и держит его наготове.

Время от времени Рыжик делал кладовки — прятал про запас огрызки картофеля, моркови, печенье, орехи. Эти заначки я находил по всей квартире: под столом и за шкафом, на кухне за плитой и даже под подушкой на кровати.

Через месяц Рыжик превратился в красивого зверька, с ярко-оранжевой, блестящей шерсткой и пушистым хвостом. Он совсем освоился в квартире и с утра до вечера бегал из комнаты на кухню и обратно; быстро, как язычок пламени, забирался по занавеске на карниз и, пробежав по нему, прыгал на шкаф. Со шкафа скачками перебирался на косяк двери, с косяка бросался вниз и по коридору, шурша коготками, проносился на кухню. Там вскакивал на стол, со стола — на полку около окна.

Полку Рыжик избрал как наблюдательный пункт. С нее были видны не только деревья за окном, но и коридор и комната. Сидя на полке, Рыжик всегда знал, где в этот момент находится Миф, какая птица — голубь или воробей — сидит на оконном карнизе, что из съедобного лежит на столе. На полке Рыжик чувствовал себя в полной безопасности, но если замечал, что на дерево уселась ворона, стремглав бежал в коробку.

Со временем Рыжик и Миф подружились. Даже устраивали игры: Рыжик схватит мяч, впрыгнет на стол и, повиливая хвостом, перебирает мяч лапами — как бы поддразнивает Мифа. Миф облаивает Рыжика, делает вид, что злится, на самом деле лает, просто чтобы напомнить бельчонку, кто главный в квартире. Если Рыжик сразу не бросает мяч, Миф идет на хитрость: подкрадывается с другой стороны и бьет лапой по столу. Рыжик сразу бросает мяч и по занавеске вскакивает на карниз.

Заметив, что Миф спит, развалившись посреди комнаты, Рыжик начинал через него перепрыгивать. При этом бельчонок немного зависал в воздухе и, как мне казалось, любовался своей отвагой и ловкостью. Во всяком случае, в такие минуты его глаза были полны восторга.

Миф не любил, когда ему мешали спать. Да и как можно спокойно спать, когда над тобой летают всякие с острыми когтями?! Миф открывал глаза и, не поднимая головы, искоса следил за трюками бельчонка. Улучив момент, Миф вскакивал и пытался цапнуть Рыжика за хвост. Но не тут-то было! Юркий бельчонок уже стремительно несся к полке.

У Рыжика оказался веселый нрав, и все его игры были безобидными. Только иногда, чересчур разыгравшись, он начинал грызть ножки стульев. Заметив это, я сразу хлопал в ладони:

— Рыжик, нельзя!

Миф срывался с места, подбегал к стулу, начинал громко гавкать, всем своим видом давая понять, что не позволит портить домашнее имущество. Бельчонок впрыгивал на стол, вставал на задние лапы и как-то виновато наклонялся вперед — явно просил прощения за свою проделку.

По утрам, как только звенел будильник, Рыжик прыгал ко мне на подушку и начинал теребить мои волосы и «укать» — вставай, мол, завтракать пора!

В ванной, пока я приводил себя в порядок, Рыжик вскакивал на полку под зеркалом и тоже прихорашивался: лапами умывал мордочку, чистил шерстку, разглаживал хвост и уши — он тщательно следил за своей внешностью и потому всегда выглядел чистым и опрятным. Умываясь, Рыжик изредка посматривал на себя в зеркало. Почему-то ему не нравился «второй» бельчонок. Обычно, увидев его, он замирал, затем резко отворачивался, но раза два пытался царапнуть незнакомца.