Леонид Сергеев - Солнечная сторона улицы

— И вообще, ты, Волк, мог бы себе другую работу подыскать. Здоровый малый, на тебе пахать можно, а занимаешься чепухой. Не солидно, не к лицу тебе, Серому, это.

Ушел понурый, обещал подумать. А на следующий день сообщил мне, что решил устраивать в лесу конкурсы: у кого самые длинные когти, больше всего зубов? Я распознал его хитрость и усмехнулся:

— Устраивай, но на первое место не рассчитывай. Самые длинные когти у крота. По отношению ко всему телу. А по зубам — чемпион улитка. У нее их целых триста штук. Да, да, именно так! Поверьте мне, я знаю о чем говорю.

После моих слов Волк страшно огорчился, а уходя, пробурчал, что подыщет себе другую работу. Но вот что-то долго не заходит. Видимо, еще не подыскал.

А недавно я разбирал еще одно дело: плутовка Лиса выкинула номер: нагадила возле дома Барсуков. А те самые чистоплотные звери; и нора у них — образец чистоты и порядка. Ну, разумеется, после того, как Лисица натворила чудес, они покинули жилище. А Лиса-нахалка его заняла. Пришлось вмешаться, заставил Лису все вычистить и убираться восвояси. А Барсуков уговорил вернуться и, как вознаграждение за моральный ущерб подарил им зеркальце.

А зимой я делаю в лесу кормушки: раскладываю пучки сена, разные отруби. Случается, сюда к дому звери подходят целыми семействами. Ну, мы с Полканом выносим корки, очистки…

Но, скажу вам, самое сложное время здесь — в половодье, когда разливается река и затопляет лесные массивы. Тогда работы невпроворот. Спасаем с Полканом всякую живность. Бывает, на каком-нибудь островке соберется десятка два Зайцев, Кабанов, и тут же Лисица и Волк. Стоят рядом, прижавшись друг к другу — общая беда всех объединяет.

Кто еще доставляет беспокойство, так это охотники. Никак в толк не возьму, что за дикая страсть — убивать ради забавы и удовольствия?! Думаю, надо бы ввести строжайший закон об ответственности за такие убийства… Ну, понятно, где-нибудь в Сибири, в таежном поселке на семью можно повалить старого Кабана, хотя и там могли бы обойтись домашними животными, но здесь, в средней полосе!..

Я не раз писал в область, чтобы здесь устроили заповедник — все без толку. Теперь, как только объявляются охотники, увожу зверей в глухомань, а то и прячу у себя в сарае… И охотники, как бы это помягче сказать, — остаются с носом, хе-хе!

Хорошо побеседовать за чаем, верно? И Полкан любит беседы — ишь как вертится! Мы с ним тут немного одичали, вот я и разговорился. Вы уж не обессудьте. К нам ведь редко кто заглядывает. Только зверье, да Степан — местный Леший. Наведывается пошалить, каналья!.. Правда, он не вредный. Напрасно некоторые деревенские зовут его «Лесным Демоном». Напрасно. Он не злодей. Больше изображает из себя свирепого…

Где живет? В самой глуши леса, в шалаше из досок, которые натаскал из деревень. Доски, прохиндей, выбирал самые красивые — гладко струганные, с разводами, а шалаш собрал безобразно… Он вообще безалаберный мужик. За собой не следит, ходит небритый, оборванный, весь в репьях-колючках. У него в голове одно баловство, дурацкие забавы — напугать грибников, поставить капкан-рогульку на тропе, огреть шишкой по спине… Выкинет что-нибудь в этом роде, и гогочет и весь трясется от удовольствия, а то и танцует на пне, как заводной петрушка на шкатулке…

Иногда подходит к деревням, пуляет в окна шишки… Позорно себя ведет, возмутительно, что и говорить! Но приходится мириться — живем-то в одном лесу, в непосредственном соседстве, и даже считаемся приятелями, хотя, конечно, он — недостойный приятель… Ничего не поделаешь — так устроен мир. Бог даже деревья сделал разные, а то людей! Скажу вам — так интереснее. Представляете, какая была бы скучища, если бы мы все были одинаковые, и в лесу росли бы одни, предположим, осины?! То-то же!..

Справедливости ради, замечу — Степан не лишен музыкального слуха. Например, с наслаждением слушает песню Овсянки. А у этой пичуги, и правда, хорошая песенка. Простая такая, умиротворяющая. Послушаешь, и сразу становится спокойно на душе. Не зря Степан и шалаш мастрячит под гнездом Овсянки. А если пичуга переселяется в другое место, и Степан перебирается следом за ней. Разбирает шалаш на пять частей и перетаскивает…

А по вечерам Степка подкрадывается к деревням — любит слушать вечерние песни девчат. Иногда подпевает задорным голосом. Старается изо всех сил, но девчата пугаются.

В прошлом году пришел ко мне и говорит:

— Дай баян на неделю. Хочу научиться играть.

— Нет, Степан, — говорю. — Баян тебе в лес не дам. Отсыреет инструмент и тогда его только выбрасывай. Здесь в избе, играй, учись в свое удовольствие, мне не жалко, но в лес не дам ни за какие коврижки.

Обиделся Степан. Я предложил ему бутерброд, но он отказался — так сильно обиделся. Ушел, недовольно бурча, а вечером запустил мне в форточку бумажного голубя, на котором было написано: «Жмот!»

Теперь-то иногда заходит, играет на баяне. Я ему говорю:

— Разучивай задушевные песни. А он знай гнет свое — наяривает разухабистые песни, дурачится. «Я же не Овсянка», — твердит. От песен Степана даже Полкан прячется в конуру, а каково мне, представляете? Короче, измучился я с этим упрямцем…

Что говорите, ребята? Не знаком ли с Водяным? Как же не знаком?! Не только знаком, но и поддерживаю дружеские отношения с Петром Налимычем.

Он живет в реке у ближайшей деревни; в его владеньях — водяная гряда. Там река довольно широкая, но Полкан, к примеру, переплывает ее спокойно, без напряга. Когда ходит в гости к деревенским собакам. Верно, Полкан?.. У Полкана в той деревне и отец живет. А его мать ушла с Волками. Так-то!

Но я отвлекся, вернусь к Петру Налимычу. Что о нем рассказать? Он, вроде Лешего Степана, особой аккуратностью не отличается. Ходит по вязкому илистому дну, весь в болотной траве, на голове — тина… Вылезет из воды, становится прозрачным, потому его никто и не видит…

Но при желании может и проявиться — для тех, кого уважает. Скажу без ложной скромности, со мной Налимыч всегда принимает нормальный облик. Мы беседуем о том о сем, как сейчас с вами, хе-хе! Иногда беседуем на деликатную тему — о нашей холостяцкой жизни…

Вообще-то раньше у Налимыча была жена, осанистая особа русалочного типа. Ее звали Аквитания. Но характер у этой Аквитании был — хуже нельзя придумать. Только и ворчала: то, видите ли, Налимыч редко дарит ей лилии, то не развлекает; то подавай ей осетринку, то сережки, как у деревенских женщин; то вдруг начнет пилить Налимыча — будто бы он засматривается на деревенских женщин. А сама, между прочим, строила глазки рыбакам и зазывала их в глубину. Короче, покоя с ней Налимыч не имел. О счастье я и не говорю. В конце концов они развелись. Аквитания всем объявила, что «ошиблась в своих чувствах» и перебралась в дальнюю старицу — заливную низину. Налимыч сделал вид, что страшно огорчен, но наедине мне признался, что давно мечтал пожить один, спокойно…