Сьюзен Баркер - Сайонара

Я достал из чулана одно из твоих самодельных лоскутных одеял и накрыл Марико. Вид у девушки был все еще болезненный, но на лице появилось мирное выражение, словно у спящего младенца. Губы пересохли и потрескались. Хорошо бы помазать их кремом, но и здесь не обойтись без ее согласия.

Я смотрел на спящую Марико, и меня разрывали нежность и гнев. Часть меня требовала встряхнуть ее и потребовать объяснений – в какие игры она со мной играет? Почему у моего порога? Разве у нее нет больше знакомых?

Ты будешь рада узнать, что эти эгоистичные мысли задержались в моей голове ненадолго. Что значит мое неудобство перед ее тяжелой утратой? Я решил поговорить с Марико на следующий день. А сейчас ей нужно выспаться.

Задергивая занавески, я услышал, как Марико тихо хнычет во сне. Подошел к кровати и смотрел на нее до тех пор, пока не почувствовал неловкость – не хватало еще заделаться вуайеристом на старости лет! Уже выйдя из комнаты, я вспомнил ее вчерашнее странное признание. Несколько мгновений я испытывал сильное желание разбудить Марико. Только она сможет дать ответ – правда ли все то, о чем она говорила?

Благодаря дурному настроению госпожи Танаки я прибыл на работу в последнюю минуту. Присутствовали госпожа Хатта, госпожа Ямамото, временно отсутствовал господин Такахара. Госпожа Хатта что-то гудела себе под нос, меняя фильтр в аппарате для варки кофе. Госпожа Ямамото уже сидела за компьютером, просматривая почтовый ящик. Мы уже обменялись приветствиями, и я уселся за стол, когда в кабинет влетел Мацуяма-сан, размахивая листком бумаги.

– Заместитель главного менеджера по работе с персоналом Мураками только что встретил меня в коридоре! Он передал мне это письмо. Такахара-сан прислал его по факсу вчера вечером с Гавайев!

– Не может быть! – задохнулась госпожа Хатта.

– Боже милостивый! – воскликнул я.

Я выскочил из-за стола и схватил письмо от Такахары-сан. Госпожа Хатта и госпожа Ямамото подошли поближе, а я начал читать написанное от руки письмо, недоверчиво качая головой. Дважды я прочел его про себя, затем вслух, надеясь, что, возможно, звук моих слов, отражаясь от стен кабинета, поможет мне уразуметь его смысл.

– Дорогой мой финансовый департамент, – начал я, – надеюсь, все вы находитесь в добром здравии. Я здоров, хоть и заполучил небольшое пищевое отравление – недавно съел непрожаренную рыбу-меч. Приношу извинения за самовольную отлучку. Моему поступку нет никаких оправданий.

Полагаю, все вы недоумеваете, что со мной приключилось? Я и сам иногда спрашиваю себя об этом. Ответ прост. Самая простая, хотя и самая удивительная вещь, которая может случиться с мужчиной. Женщина. Прекрасная гавайская леди по имени Лейлани. Она не говорит по-японски, а я могу произнести на ее родном языке только «Привет, я из Японии». Но наша любовь выше этого. Удивительно, как много можно выразить без слов!

Свадебная церемония состоялась на прошлой неделе на пляже, а потом мы зажарили небольшую свинью. Я понимаю, что моей карьере в «Дайва трейдинг» пришел конец. Но это ничего. На самом деле мне никогда не нравилась моя работа. Я собираю раковины и мастерю из них разные безделушки для продажи туристам. Прошу вас, не волнуйтесь за меня. Вдыхая тропический бриз, я чувствую только глубокую благодарность. Как же мне повезло! Я намереваюсь провести жизнь в трейлере Лейлани, помогая ей воспитывать пятерых детей от предыдущего брака. Moи дорогие друзья из финансового департамента, мне хочется верить, что когда-нибудь вы будете так же счастливы, как счастлив сегодня я. Прощайте и удачи!

Удивительные новости собрали нас в тесный кружок. Головы соприкасались, когда мы читали и перечитывали письмо. Настроение было такое, словно пришла весть о смерти Такахары-сан.

Мацуяма-сан кипятился.

– Его жена не говорит по-японски? Что это за брак такой?

– Но-ведь он ненавидел пляжи! – восклицала госпожа Хатта. – Перед отъездом он жаловался на солнечную аллергию!

Госпожа Ямамото, знавшая Такахара-сан только понаслышке, заметила:

– По крайней мере его не съели акулы.

В кабинет, приплясывая, влетел Таро, принеся с собой плотоядную вонь кекса из «Макдоналдса», который он ел на ходу. Когда Таро спросил, что случилось, я уныло отдал ему факс и смотрел, как Таро читает, шевеля губами.

– Да здравствует Такахара! – прокричал он, закончив чтение.

Фальшиво гудя, Таро изобразил рядом с копировальным аппаратом национальный гавайский танец. Госпожа Хатта направилась к кофейнику, чтобы налить чашку Мацуяме-сан, который объявил, что нуждается в глотке чего-нибудь крепкого. Госпожа Ямамото вернулась к своему почтовому ящику. Я извинился и направился в туалет сполоснуть лицо. После перевода в финансовый департамент восемь месяцев назад я имел возможность каждый день наблюдать за Такахарой-сан. За это время я составил очень высокое мнение о его незаурядных способностях. Такахара-сан был превосходным бухгалтером и главой Общества чайных церемоний «Дайва трейдинг». Когда на столах молодых сотрудников «Дайва трейдинг» начали появляться игрушечные кивающие Муми-тролли, именно он настоял на запрете этого безобразия. Неужели Такахара-сан действительно отверг свое положение ради участи несчастного пляжного бездельника? Невольно заподозришь нечестную игру! А вдруг это попытка избежать ответственности за серьезные нарушения, которые требуют тщательного расследования?

Весь день я никак не мог сосредоточиться на работе. Во время телефонных переговоров с клиентами мысли все время возвращались к Марико, спящей под одним из твоих лоскутных одеял. Когда я читал отчет по «Хитачи», разум мой непроизвольно перемалывал события вчерашнего вечера. Давно уже ради личных переживаний я так не пренебрегал работой.

В середине утра госпожа Хатта принесла мне чашку ромашкового чая с медом. Погрузив язык в горячую жидкость, я забеспокоился (скорее всего безосновательно), что коллеги узнают о юной девушке из бара, что спит сейчас в моей постели. В новостях полно историй о престарелых злодеях, заманивавших школьниц в отели обещаниями купить модную одежду и драгоценные побрякушки. Люди непременно истолкуют наши отношения с Марико в неверном свете. Почтение, Которое питают ко мне коллеги, тут же улетучится! По крайней мере я был уверен, что у госпожи Танаки хватит здравого смысла, чтобы держать рот на замке.

Во время ленча, оставшись в кабинете в одиночестве, я жевал рис с лососем, заказанные в столовой фирмы, и размышлял о Марико. Проснулась ли она? Нашла ли записку, которую я оставил для нее? А хлеб и джем? Меня соблазняла мысль позвонить домой, чтобы узнать, как она себя чувствует, но я не хотел разбудить ее.