Ларс Густафссон - День плиточника

Аккурат когда окно заслонил громадный маршрутный грузовик — между прочим, ТИРовский драндулет, из Польши; по слухам, Советы используют их, чтоб вынюхивать насчет шведских военных объектов (ох и в странное же время мы живем!), — Щепка вернулся. Н-да, близорукость у него с годами явно усилилась.

— Ну, как твои делишки?

— Не ахти. На пенсию вышел, по болезни. Желудок никуда не годится.

— И все эти годы ты жил в Упсале?

— Да, так получилось. Когда жена померла.

— А пылища на штанах откуда?

— Плитку оббивал. Есть тут один четырехквартирный домишко неподалеку от Семинариегатан, его сейчас перестраивают. Квартир будет всего две. Шик с отлетом. Ну, где ремонт уже закончен. Только с плиткой здорово напортачили. Вот я и перекладываю, в ванной и в кухне. Прежние-то мастера такого наваляли, что не приведи Господь. Сколько же нынче халтурщиков развелось! Не стены, а сущий кошмар. Чудные теперь времена, право слово. Но маленько поработать всегда приятно. Место, правда, очень уж уединенное. Неизвестно почему. Я там спозаранку вкалываю, а до сих пор ни одной живой души не видал. Никто даже не потрудился сказать, что им надо. И денег на материал не дали. Ну да выход всегда найдется. Ты-то чем занимаешься? На лесопилке работаешь?

— Нет. Просто футболка такая. У меня все в ажуре. А нынче я не у дел совершенно случайно. Пригнал машину на техосмотр, а ее завернули. Тормоза малость староваты. Пришлось поставить тачку на ремонт. Однако ж нет худа без добра.

— Да, что верно, то верно. Кстати, могу подбросить тебя до города. У меня-то самого на сегодня еще непочатый край работы. Шустрить надо, чтоб дым из ушей, понимаешь?!

Вообще-то Торстену о многом хотелось расспросить. Ведь он не видел Щепку с тех давних пор, когда они летними вечерами в Берге купались в бассейне шлюза, назло паромщикам. Им было лет по шестнадцать, когда Торстенова мама рассорилась с Класонами и переехала к сестре в Упсалу. Так был потерян рай. Да-да, рай — пыльные проселки с земляникой по обочинам кюветов, жаркие дни, когда на севере, над лесом, собирались грозы и было так приятно сигануть в ледяную воду шлюзов. В бассейны, окруженные высокими гулкими стенами из большущих каменных блоков. А вода — черная-черная, опустишь в нее багор, и нижний его конец исчезает из виду.

Огромная потеря, разве можно сравнить все это с Упсалой, со здешними глинистыми полями и унылой равниной, где даже озер нет, только мрачная Круносен да эта дурацкая речонка, Фирисон, со студеными зимами и свирепыми метелями на до странности пустых улицах, где ветер пробирал тебя до костей. Но такова уж судьба всех потерь — с годами Торстен перестал об этом думать.

Жизнь шла своим чередом и распоряжалась по-своему. Назад не вернешься, не переделаешь, не починишь. Хреновая штука.

Вообще говоря, там было малость жутковато.

А теперь он все ж таки не один.

Вот, сидит в машине вместе с другим седым и тощим стариком, который фактически присутствовал в его жизни с самого начала. Есть с кем поговорить. Сюрприз, да и только, правда, не поймешь — радостный или печальный. Конечно, лучше бы Щепке увидеть его не сейчас, а пораньше. Он бы ему показал!

Вроде и неохота говорить про то, что их связывает. Но придется.

Он ведь тоже видал этого Стига в лучшие времена; Щепка тихонько фыркнул, протирая тыльной стороной руки запотевшее стекло. Вечная беда с этой машиной — стекла то и дело запотевают, а сделать ничего невозможно, потому что окна толком не открываются.

— Чего смеешься?

— Про стройку твою думаю. Ты, стало быть, явился туда и перво-наперво раздолбал то немногое, что сделали до тебя. Потом снял парочку кранов. Словно так и надо. Если кто завернет туда с проверкой, пока ты торчишь здесь, видок будет хуже некуда. Решат, что хулиганы какие-то пустили все в разнос.

— Нельзя же оставлять халтуру, черт побери.

— Понятное дело, нельзя. Но представь себе, что кто-нибудь заглянет туда в твое отсутствие и увидит весь этот разор.

— Так ведь у меня все в ажуре. На бумаге записано. Черным по белому. Гляди! — И он не спеша достал из нагрудного кармана листок бумаги.

Кредит

Два крана модели «Поггенполь»

(заложены в Упсале, склад

стройматериалов) 1230—

Дебет

Цемент для плитки, «Вяяртиляс»,

четыре банки по 35.90 143.60

Три тубы серой затирки по 24.90 99.60

Различный инструмент 470—

----

Вернуть хозяевам 516.80

Давеча Торстен четко записал все это на обложке винного прейскуранта, оторвал эту страничку и спрятал в бумажник. Никто не посмеет упрекнуть его в халатном отношении к финансам.

— Сам прикинь, ежели у них есть голова на плечах, они поймут, что я поступил так ради их же блага. А вернуть краны на место труда не составит. Главное-то — сделать работу, верно?

— Ну, допустим.

— Ты почему смеешься?

— Как это на тебя похоже. Ты всегда был такой.

— Правда?

— Еще бы. Мальчишкой тоже вечно из кожи лез. Что бы ни делал — клетки для кроликов или снеговые лопаты, один или с кем-нибудь, — ты непременно все ломал и делал по-новому.

— Подумать только, а я и не помню.

— Честное слово, так оно и было.

Сразу за круговой Стокгольмской развязкой они надолго застряли у светофора. В ворота лесопилок и ремонтных мастерских, сооружений в высшей степени простых и целесообразных, въезжали и выезжали тяжелые грузовики. Нет-нет да и катили мимо, борясь с дождем, мокрые мопедисты.

— Нагородили тут черт-те чего.

— Все ж таки чудной ты был мальчишка. Вроде как дядька твой, жестянщик. Тоже мужик с причудами. Сколько о нем баек всяких рассказывали.

— Подумать только, а я и не помню, — повторил Торстен, не вполне искренне.

Светофор переключился на зеленый, и Торстен — он держал старый изношенный движок на высоких оборотах, чтобы не заглох под дождем, — выжал сцепление и, несмотря на скользкую дорогу, умудрился тронуться с места.

Странно, ей-Богу, они могли бы так много сказать друг другу, но были почему-то не слишком словоохотливы.

— Самое забавное ты наверняка помнишь, ну, как он чинил кровлю на церковной колокольне в Берге.

— Нет, не помню. Может, расскажешь?

Едва не задев Торстеново переднее крыло, мимо проскочило такси, и Торстен выбранил наглость теперешних автомобилистов. Он чувствовал, что «вольво» и правда вконец заезжен, хуже обычного слушается руля. Какое счастье, что не пришлось везти плитку! Машин на дороге до черта, видимость паршивая, поэтому все шло довольно-таки медленно и занудно. Ну и хорошо, решил Торстен. Можно вволю поболтать с этим человеком, последним звеном, которое связывает его с собственным детством. Главное — придумать, как бы вытянуть из него что-нибудь дельное.