Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

— Во как…

— А ты думал!

— А озеро не Светлояром зовётся?

— Ну-к тиха! Нету такова слова. Озярц о и озярц о .

— Да как же это нету? Как раз и есть. И где Светлояр находится — хорошо известно, и получается, что…

— А вот ничаво и не получаицца. Слово слово и е. Яво к какой хошь луже прособачь — хошь ко всем сразу, и пущай им и зовуцца коли кому охота. А только прашшуры заповедали таки слова вслух речь. Знашь — ну и молчь. Соображать же должон: коншпирация.

— Да уж, — мне почему-то вспомнился иудейский запрет на произнесение вслух имени бога израилева, а заодно и христианское: не всуе, не всуе. — Тетраграмматон, мать его…

— И не один раз…

— Чего? — не понял я. — Что ты щас сказал?

— Послышалося табе.

И осклабился. Впервые за два дня — добродушно-предобродушно.

— Разряжаю я эдак. Ну сам посуди: что это за лектор, если все полтора часа травит про какие-то иксы с ипсилонами и не догадывается время от времени снять крещендо и подпустить молодёжи хлёсткого анекдотца, а? Разряжать же нужно порой, Андрюш. Всё и всегда — разряжать. Чтоб не могли не заметить, как по новой заряжаешь. Психология манипулирования сознанием, понимаешь. А заодно и подсознанием. Андэстэнд?

— Натюрлих, — я не сдержался и поводил растопыренной ладонью перед его лицом.

— Ага. Ты ышшо булавкой в ляжку тыкни: почую ай нет…

— Дедунь, — прохныкал я, чуя, что и сам не чую уже ничего кроме полнейшей опорожнённости: как сливной бачок после очередного употребления по назаначению, — что же это всё-таки с нами произошло-то?

— Дяхфолт, АПе. Как есть дяхфолт. И никаких табе киндерсюпрзох для битья. Как хотишь таперь так и выплывай. Ну да бох способит…

— Нехудо бы… Вот только где он, твой бог…

— А вона ён, — сказал Дед и уставился на высунувшееся из-за облачка золотистое Солнце. — На няво и радоваимси покуда светит, с им и кончимси Андрюх…

И я тоже задрал лицо к ярилу. Жаль, глядеть долго и открыто, как Дед, не смог — слёзы хлынули.

Как всё-таки здорово, — подумал (и ощутил! конечно же, ощутил) я в тот момент, — общаться с богом вот так, напрямую, без посредников и толкователей. Просто поднимать к нему время от времени взор и видеть, что у тебя, малюсенького, пятен на душе несравнимо больше, чем на нём. И просить его — нет, не пятна твои выжечь к едрене фене, это уж ты сам как-то должен подсуетиться, но — просто светить. Пощедрее и подольше. Чтобы не только тебе, но и прапрапотомкам твоим даруемой им жизни хватило…

Да какие к дьяволу прапотомки, если мы последние люди на этой самими же и пр о клятой земле?

Снова — последние…

— А каки ж ышшо-т? Последни и есть. Одним последни, друхим первы. Как спокон. А ты — хрест, хрест… Херит твой хрест усё што ни попадя. И нет у яво никакова другова назначения… А трубку занычь. Не жалаю я боле…

— Мгм, — промычал я и как-то беспомощно панибратски похлопал старика по коленке, и тогда лишь до меня дошло, что всё утро мы просидели на тесной и для него одного скамеечке. — Пойду скажу, чтобы пошамать тебе чего принесли.

— Ня надо. Про енто они допрежь твово помнют. А ты подь Андрюх, подь отп ы хайся, нам с тобой ышшо толковать не перетолковать…

— Это да.

И пошёл.

Из трубы над нашей теперь хатой вился тут же уносимый бризом (с озерца — значит, бриз!) дымок: Лёлька жарила картошку или что она там на сей раз измыслила.

На полпути остановился и оглянулся — рукотворное солнышко блеснуло по глазам не слабже настоящего. Я тоже зачем-то подмигнул ему, но медяшка тут же повернулась боком, словно давала понять: на сегодня хватит.

Кажется, мы попали. И попали капитально.

Дома, пересчитав все мыслимые от стены к стене и из угла в угол, я совершенно расклеился и не нашёл лучше как взяться за веленное: открыл книгу и попытался учиться читать, но вскоре понял, что с кондачка такие прорывы не случаются. Текст знакомый, а ничего кроме фиг за буквами не различаю.

Каждому, стало быть, своё: кому век за веком мир воспитывать, кому эстафетной палочкой заведовать, а кому скромненько так, в меру сил и способностей служить начштаба при паре пощажённых зачем-то лесом, а точнее богом, детей.

Бабкина книга не дала мне ответа ни на один из вопросов. Отложив её, я вернулся к исходному: в начале было слово.

В нашем случае словом был Дед…

Глава, не очень обязательная к прочтению, тормозящая сюжет и сохранённая автором исключительно из жадности и нарциссизма.

Или уж читайте? В общем, не знаю, ваша книга — вам и решать

Наутро бог обиделся на нас: наутро взял и выпал снег. Немного, траву только чуть припорошил, к полудню и следа его не останется, но знак дан — осень будет короткой. И вряд ли приветливой. Вовремя, выходит, мы с бугра свалили. Да и Дед в который раз не соврал: начеку тутошняя зима, по самому следу идёт…

Было совсем ещё рано. Я выперся на крыльцо что заяц из частушки и тут же свалил обратно — штаны натягивать: зябко. Вообще, зима в октябре — это круто. Так мы не договаривались. «Ну да. А обо всём остальном договорились!» — и приступил к дебету с кредитом.

Первое: похоже, пропажа наших не была делом внезапным. Пропали, видимо, не они одни, а — уму непостижимо, да куда деваться — вообще все. Кроме бегущих.

Но бегущие отдельная статья…

Второе: очень похоже на то, что скитания наши протекали не так уж и хаотично, а вела нас по лесу некая сила, которая точно знала, куда и зачем ведёт — сюда, за…

А вот зачем — это уже третье.

Если допустить, что мы и впрямь избранники, то чего это нас трое? Почему бы загадочному куратору парой не ограничиться? Одних Лёльки с Тимуром не хватило бы, что ли? Я-то с какого боку? И, сдаётся мне, эта статья позаковыристей, чем про беглых…

Беглых… Как всё-таки скоро усвоили мы дедов язык. Ну, ребятишки понятно, они сразу приняли старика за своего. Рта раскрыть не успеет — мчатся исполнять. Но я-то, я? Во мне наш пророк вызывал прямо противоположные чувства. И прежде всего потому, что с самого прихода в Шивариху я чувствовал, как неумолимо становлюсь четвёртым лишним. Скрипач, как говорится, не нужен…

Сам-то я так не считал. Каждому же верится, что он и есть центр вселенной, и всё происходящее вокруг — не на кухне, в соседнем подъезде и даже по телевизору, а вообще, в глобальном смысле — исключительно во имя и заради него. Что бог по имени Солнце родился четыре с половиной миллиарда лет назад лишь затем, чтобы тут же обрасти планетами и планетками, на одной из которых ещё через миллиард зачнётся жизнь. И что и она, сердешная, тоже не была самоцелью — все эти фотосинтезы, амёбы и динозавры имели место лишь затем, чтобы создать условия для возникновения гнусной твари по имени Человек. И он, сука, возник и развивался втихушку, пока не стал Мной, и всё, что творится теперь в этом гибельном лесу, лишь очередной этап затянувшегося экспери…