Валерий Павлов - Шаш

Вар ударил по воротам сильнее, кулаком. Куда задевалась их собака?

– Кто там?

– Здравствуйте! Рина можно?

– Нет дома.

– А когда придёт?

– Он работает.

Работает? Ночная смена? Поменял работу. Вар обратился лицом к дальнему концу плохо освещённой улицы. Там где-то большое дерево у перекрёстка. Вокруг никого. Он быстро зашагал. В такой час на него сразу обратят внимание как на чужака. Перекрёсток тоже был пустой. Вар не задержался на нём, свернул в узкую боковую улочку и спрятался в тени высокого забора. Кажется, это та самая улочка, что ведёт к каналу, к месту, где они купались много раз вместе с местными ребятами. Одно лето Вар часто приходил к Рину в гости. Давно это было. Там крутой берег, с которого хорошо нырять, и небольшой водопад для азарта. Ворота – самые большие на улице. Зажиточные. В округе было очень тихо. Поздно, все уже по домам.

Прошло около получаса, но Вар почему-то продолжал стоять на том же месте, прислонившись к глиняному забору. Надо уходить, пока не заметили. Раздались громкие голоса, к перекрёстку приближалась группа людей. Они задержались у зелёных ворот, кто-то попрощался, маленькая дверь в воротах открылась и закрылась. Вар не разглядел – кто. От группы отделились двое и направились в сторону узкой улочки. Вар немедленно побежал от них, всё так же прячась в тени забора, и завернул за угол. Здесь уже где-то канал. Он осторожно приблизился к едва различимому краю берега и оглянулся назад. Не успели заметить. Слышалось журчание воды. Её должно быть совсем мало, по колено, не больше. Зима. Где-то здесь труба на другую сторону. Вот она. На противоположном берегу, за полосой кустов, большая дорога. Самый короткий путь домой, незамеченным. Назад идти рискованно. Вар поставил ногу на металлическую поверхность. Труба отозвалась низким звуком. Широкая, но в середине метров пять над водой, теперь даже больше. И довольно длинная. Когда-то он проходил по ней без труда. Он поставил вторую ногу. Расслабься, ты проходил здесь много раз. Ну и что, что только при дневном свете?

– Ты что, сдурел – заводить такие разговоры по телефону!

– Извини, не подумал. У тебя есть что-нибудь пожрать?

– Посмотри в холодильнике.

– Дома никого? – Рэм направился прямо к кухне.

– А ты что, не из дома?

– Я был у Горошка. Слушай, здесь мясо есть. Можно?

– Не стесняйся. Как Горошек?

– Они уезжают.

Вар показался в проёме кухонной двери:

– Куда уезжают?

– Насовсем уезжают из долины. К родственникам, в другой город.

– Насовсем! В какой город?

– Не помню. Её подружка уже уехала. Вчера. Почти всё оставили. Погрузились на поезд и отчалили. Горошек сильно расстроилась.

– Когда уезжают?

– Пока не знают точно. Квартиру продать, вещи отправить. Папаша её уже распоряжается. Наверно, скоро.

– Подогрей!

– И так хорошо. Ну, что будем делать? – лицо Рэма приняло сосредоточённое осмысленное выражение. Благотворное воздействие хорошего куска жареного мяса.

– Как Горошек?

– Расстроенная. Ты что, уже передумал?

Вар посмотрел на своего друга.

– О чём передумал?

– Я серьёзно.

– Не знаю. А ты?

– Меня зло взяло, когда узнал, что Горошек уезжает. Всё из-за этих сволочей. И Вита убили. Тот гад, мы с ним вместе гуляли.

– На тебя нельзя положиться. Опоздаешь в самый важный момент.

– Не крути мозги. Говори, что задумал. Откуда у тебя пистолет?

– Оттуда. Про пистолет никому.

– Нет, я сейчас выйду на улицу и всем расскажу.

– Я знаю, где он живёт. На той же улице, что Рин. В квартале коренных.

– Лучше его где-нибудь в другом месте подкараулить. Там опасно, узкие улочки, всё слышно. Заблудиться просто.

– Другого места я не знаю. Где его ещё можно подкараулить ночью? Убежать можно по трубе через канал. Я знаю дорогу хорошо.

– По трубе?

– Да. Она широкая, правда, в темноте нужно осторожно. Падать высоко, а воды сейчас по колено.

– Это там, где водопад с воронкой? В прошлом году кто-то в ней утонул.

– Да.

– Ну, ты даёшь! Хотя сейчас воды в канале должно быть совсем мало.

– Я же сказал, что мало. Тот мужик, говорят, пьяный был. Летом с трубы ныряют спокойно. Я нырял. Течение не такое быстрое, доплыть до берега можно спокойно. Перед водопадом есть сетка, правда с дырками. Я ещё не знаю, как его подкараулить. Из дома звать опасно. Нужно последить, может, он уходит из дому по вечерам. Ты его помнишь в лицо?

– Смутно.

– Хорошо. Я послежу, посмотрим, что выйдет. Об этом никому.

– Запарил. Пистолет покажи.

– Спрятан. Ты когда ещё будешь у Горошка?

– Почти каждый день хожу. О тебе спрашивает. Почему не звонишь.

Опустошающие чувства беспрепятственно проникали глубоко внутрь. И не спрятаться от них никуда. Даже среди отражающих свет низкого Солнца белых вершин и нетронутых снежных полей в затемнённых длинными зимними тенями непроходимых ущельях. Беспомощный, Вар не пытался тогда сопротивляться, замирал в ожидании, страшась ещё большей опасности. Что за этой волной не последует другая, безрассудная и спасительная волна решимости, побеждающая на короткое время страх, бессилие и одиночество. Вар тихо удивлялся, что люди вокруг не замечают в нём ничего особенного, что его не останавливают на улице прохожие и не спрашивают, всё ли с ним в порядке. С ним, вероятно, всё в порядке. Просто иногда вдруг накатит такое, перед чем кажется бессильной даже самая желанная на свете улыбка.

– Привет! Заходи. Как здорово, что ты пришёл!

Какое прекрасное лицо. Грустное и тёплое. Горошек наклонилась, чтобы достать ему домашние тапочки, тонкое платье обтянуло лёгкие и выразительные линии её спины и ягодиц. В прихожей было необычно тепло для зимнего сезона в городе Шаш.

– У вас жарко, я без тапочек обойдусь.

– Мама любит, когда тепло. Померяй эти. Ты почему так давно не звонишь?

– Вот пришёл.

– Хочешь чаю?

– Не откажусь.

Кухня казалась совершенно незнакомой, хотя он уже был здесь один раз.

– Одна?

– Да, родители на работе.

– Так поздно?

– Они всегда задерживаются. Папа часто ночью приходит.

– Рэм мне сказал, что вы уезжаете?

– Да, собираемся.

– Страшно?

– Не знаю. Папа уже давно хотел уехать туда, где он родился. Он всегда говорит, что здесь ему трудно развернуться. А теперь и мама не против. Моя подружка уже уехала. Её папа ещё совсем больной, но они не хотели здесь больше оставаться.

– А ты?

– Я не знаю.

Вот здесь мне нужно находиться всё время. Пить чай, приготовленный этими руками, бросать незаметные взгляды на белую шею.

– Рэм рассказал про вашего друга. Как жалко его!

– Жалко. Я Вита очень любил, – Вар почувствовал, что его глаза увлажнились, и старался приглушить наплыв чувств. Глаза Горошка смотрели в его глаза с грустной простотой. Не пытаясь проникнуть глубоко, просто светились и грели. Как будто они умели так греть только его одного во всей вселенной.