Вильям Козлов - Время любить

— Вы слышали такую пословицу: «Не было гроша, да вдруг алтын?» — сказала девушка. — Я совсем недавно узнала, что у меня есть отец и бабушка Саша. У нее был еще один сын — Игорь Иванович Найденов, а я его дочь — Жанна.

— Вообще-то я местный, но про такого не слышал, — удивился Иван Борисович.

— Я приехала сюда из Москвы, — продолжала она. — Думала, бабушка еще жива…

— А там лежит мой отец, — кивнул он на могилу Александрова.

Она обвела кладбище глазами:

— Как здесь красиво. И тихо. — Ее взгляд остановился на нем: — А какая она была, моя бабушка?

— Сова-то? — наморщил он лоб. — Или нет, Совой тут звали другую бабку, она похоронена на старом кладбище… А бабка Саша была очень набожной, только люди говорили, что она своему богу поклонялась.

— У каждого свой бог… — задумчиво проговорила Жанна. — А я вот ни во что не верю. И сюда приехала, потому что думала, меня обманули, а оказывается, у меня была бабушка…

Неделю назад модно одетая красивая женщина в кожаном плаще подошла к ней на улице — Жанна только что вышла из дверей медучилища — и протянула ей толстый конверт с заграничными марками.

— Вы Жанна Найденова? — спросила она. — Тогда это вам.

Улыбнулась и ушла, даже ни разу не оглянувшись. Жанна обратила внимание, что каблуки на ее сапогах не узкие, как у всех, а широкие, на каучуке.

В конверте оказались фотографии высокого симпатичного человека, снятого на фоне белой виллы, у черного автомобиля и на пляже многолюдного курорта. Все фотографии были цветные, кроме одной, на которой была запечатлена рослая полная женщина с поджатыми губами и суровым взглядом. На обратной стороне — надпись: «Это твоя бабушка Александра Сидоровна Волокова, проживающая в Андреевке…» В короткой записке сообщалось, что пишет ей отец — Игорь Иванович Найденов, он живет в ФРГ, помнит свою дочурку Жанну и шлет ей свои приветы и пожелания счастья! Очень бы хотелось ее повидать, но как это осуществить, он пока не знает… О матери ни слова.

Это было ударом грома среди ясного неба: Жанна считала, что ее отец умер, — так ей сказала мать. В доме не было ни одной его фотографии… Девушка перерыла все в шкафах и комоде и в клеенчатой тетради с записями рецептов приготовления варений и солений обнаружила всего две фотографии отца. Да, человек у виллы был ее отцом! Конечно, он изменился, стал гораздо старше, чем на любительских снимках из клеенчатой тетради, но это несомненно был он.

Был тяжелый разговор с матерью, она нехотя рассказала про бегство отца за рубеж. За все долгие годы она не получила от него ни строчки, и очень странно, что он решился написать ей, Жанне… А про Александру Волокову она вообще ничего не слышала; по крайней мере, муж ей никогда не говорил, что у него есть родственники, — ведь он бывший детдомовец и фамилию получил там. Найденов… Наверное, его нашли где-нибудь на вокзале, — в войну много моталось по России бездомных детей…

— Вы не простудитесь? — нарушил течение ее мыслей голос майора. — У вас нет температуры?

Она промолчала. Не расскажешь ведь незнакомому человеку, от чего ее часто тошнит, даже вон плохо стало…

— Чем я могу помочь вам? — Голос у него мягкий, заботливый. А ей так всего этого сейчас не хватает…

— Помочь? — переспросила она. Нет, ей никто сейчас помочь не может. Единственный человек, которому она сказала, что беременна, даже в лице изменился… Этот человек бросил ее и сбежал из Москвы. Она даже не знает куда. И человека этого зовут Роберт…

Майор молчал, переминаясь с ноги на ногу. К носку начищенного сапога прилип ржавый прошлогодний лист.

— Я не хочу возвращаться в Москву! — вырвалось у нее. — Я не хочу видеть никого… даже маму… Скажите, вас никто ни разу не предавал?

Он молчал, пристально вглядываясь в рогатого жука, пробирающегося по песку к могиле.

— Нет ничего на свете страшнее предательства, — продолжала она. — Когда тебя предают, не хочется больше жить…

И тут она подумала, что ведь ее отец — предатель! Он изменил Родине, подло сбежал с теплохода за рубеж… Он предал и мать, и ее, Жанну… Тогда она на глазах матери разорвала его письмо и фотографии. Даже и те, что обнаружила в клеенчатой тетради.

— У вас хорошее, доброе лицо, — будто говоря про себя, произносила странные слова Жанна. — И вас тоже предали, как и меня…

— Ваша бабка слыла тут колдуньей, — ошарашенно сказал он. — Наверное, это у всех Волоковых в крови…

— Я не знаю, зачем приехала сюда, — задумчиво сказала Жанна. — Может, бабушка меня позвала?

Лицо ее снова побледнело, в чистых голубых глазах — страдание. Ему показалось, что она пошатнулась. Осторожно обхватил ее рукой за тонкую талию. И вдруг он подумал, что все, что сейчас здесь происходит, нереально, будто во сне: он, она, кладбище, тонкий запах духов от ее волос, такой беззащитный девичий профиль с мягким подбородком… И чем больше он смотрит на нее и слушает, тем сильнее она ему нравится… Кто же ее предал? Неужели есть на свете такие дураки, которые могут отказаться от такой девушки?..

Пушистая голова ее склонилась на его плечо, она глубоко вздохнула и, чуть повернув голову, посмотрела на него — таких глубоких, несчастных глаз он еще ни у кого не видел. Он и сам не заметил, как его рука коснулась ее волос, потом бледной, почти прозрачной щеки.

— У вас все будет хорошо, вот увидите, — произнес первые пришедшие на ум слова и сам понял, что они банальны, так все говорят, когда больше нечего сказать.

— Я хотела бы, чтобы меня похоронили здесь… — сказала она, снова окинув взглядом кладбище, высокие, чуть слышно шумящие сосны.

— Не думайте о нем, — вдруг сказал он. — Он не стоит вас, Жанна.

— Я же говорила — вы добрый, — улыбнулась она. — Просто удивительно, что вы до сих пор не женаты.

— Я женат, и у меня пятеро детей.

— Я даже знаю, на ком вы женитесь… — тоном гадалки продолжала она.

— На ком? — эхом отозвался он.

— Да все это ерунда! — ответила она. — Не обращайте внимания… Несу какой-то бред!.. Будто кто-то мне все это на ухо нашептывает… — Она перевела взгляд на могилу Волоковой: — Может, она?..

Жанна поднялась со скамейки, но тут же схватилась за сосну. Лицо ее снова побледнело. Краски на нем так быстро менялись, что невозможно было за ними уследить. Только что щеки были розовыми, теперь бледные. А вот глаза голубые. Красивые, неглупые глаза.

— Я вас провожу, — сказал он.

— У меня здесь, наверное, больше нет родственников.

— Пойдемте к нам? — вдруг предложил он.

— У вас есть квашеная капуста? — Она смотрела мимо него на ограду. — Или соленые огурцы? Кажется, за огурец я готова полжизни отдать! Ночью в поезде мне все время снились огурцы в деревянной кадушке… — Жанна отвела от лица белую прядь и пристально посмотрела ему в глаза. — Странно… — наконец произнесла она. — Я говорю вам, Иван, все, что мне приходит в голову… Роберту — да ну его к черту! — я бы ничего такого не сказала…