Вильям Козлов - Время любить

— Мне сегодня досталось от главного конструктора, — рассказывал Глеб. — Увидел из-за плеча, как я нарисовал на ватмане твой профиль…

— И отпустил тебя на свидание, — улыбнулась Оля.

— У меня осталось полчаса, — взглянув на часы, сказал Глеб. — Я тебе постараюсь изложить все то, что последнее время мучает меня… Не мы с тобой придумали этот мир, мужчину и женщину…

— По Библии, бог сотворил Еву из ребра Адама, — вставила Оля.

— Библию не читал… Я люблю тебя, Ольга…

— Совсем как в арии Ленского, — улыбнулась она.

— Ты можешь заткнуться? — свирепо воззрился он на девушку. — Я ей в любви объясняюсь, а она меня перебивает…

««Заткнуться»… Какой он грубый!» — с сожалением подумала Оля, но перебивать больше не стала.

— Я думаю о тебе дома, на работе, ночью, — продолжал он. — Раньше я считал, что умею владеть собой. Я мог порвать с другом, который меня предал. Я забыл, правда с трудом, Регину…

— Ее звали Регина? — переспросила Оля. — Редкое имя.

— Да, эту дрянь звали Региной, — холодно подтвердил он, губы его сжались, скулы обострились. Снова что-то жестокое, так поразившее Олю в тот вечер, когда они сидели на камне у Невы, появилось в его лице.

— Девушки, не отвечающие на твое чувство, — дряни? — насмешливо посмотрела она ему в глаза. — Почему все должны быть в тебя влюблены? Потому что ты высокий, симпатичный, чемпион? Если я скажу, что ты мне не нравишься, значит, я тоже дрянь?

Он какое-то время смотрел ей прямо в зрачки, ледок в его глазах начал таять, голубизна снова разлилась вокруг черного острого зрачка. Губы его тронула улыбка, скулы порозовели.

— Очко в твою пользу, — сказал он. — Ты наносишь удары, как опытный боксер, прямо в самые чувствительные места.

— Ты опоздаешь, Глеб, — напомнила она, провожая взглядом троллейбус, отчаливший от мокрой остановки.

— Я чувствую, что несу что-то не то, — признался он. — Понимаю, что мои слова задевают тебя, но ничего с собой поделать не могу… Может, было бы лучше, если бы я читал стихи?

— Не думаю, — сказала она.

— Ведь ты вторая девушка в моей жизни… Точнее, первая, которую я так сильно полюбил.

— А я не уверена, что люблю тебя, — помолчав, сказала Оля. — И вообще, что-то мы с тобой слишком уж часто бросаемся этим словом — «люблю».

— Ты им не бросаешься…

— Глеб, у меня сейчас не то настроение, чтобы говорить о своих чувствах, да и погода… — она подставила ладонь, но на нее не упало ни одной капли, — не располагает к таким разговорам.

— Хорошо, я тебе признаюсь в любви в ясный солнечный день…

— Твой троллейбус, — сказала она.

— Солнце может еще неделю прятаться за облаками, — взглянув на серое небо, проговорил Глеб. — Давай завтра в семь встретимся у Дома офицеров? Кстати, в «Спартаке» идет «Человек из Рио»…

— Договорились, в семь, — с улыбкой сказала она.

— Я, кажется, не поздоровался с твоей подругой, — сказал Глеб. — Скажи, что я извиняюсь.

Он пожал ей руку, пружинисто побежал к остановке, где только что остановился троллейбус. Пропустив двух женщин, вскочил вовнутрь.

«А он не безнадежен… — идя домой, подумала Оля. — И надо же, ему нравится Бельмондо!..»

— Здравствуйте, Вадим Федорович, — произнес в трубку незнакомый девичий голос — Вы меня, наверное, не знаете, я — Мария Знаменская… — Девушка сделала паузу и решительно закончила: — Я — невеста Андрея.

Голос был приятный, чуть глуховатый. Казаков попытался представить себе на том конце провода незнакомку: наверное, высокая, голубоглазая, с длинной русой косой… Дальше его фантазия не сработала. Сын никогда не рассказывал ему о своих отношениях с девушками. В этом все Казаковы были сдержанны, даже шуток за столом по этому поводу не допускали. Не знал Вадим Федорович и об увлечениях Ольги. Мысленно представлял себе ее героя чем-то похожим на Бельмондо. О том, что дочери нравится этот артист, он знал. На детей за скрытность Вадим Федорович не был в обиде: он, когда был юношей, тоже не делился своими сердечными делами с родителями.

— Я слушаю вас, Мария Знаменская, — ответил он в трубку. Он только сейчас понял, что это та самая девушка, которую сын привозил в Андреевку.

— Андрей вам пишет? — спросила она. Голос напряженный, чувствуется, что девушке нелегко дается этот разговор.

— Мы всего получили два письма. Последнее пришло, кажется, месяц назад.

— И вас это не беспокоит?

— Почему меня должно это беспокоить? — удивился Казаков. — Андрей ведь вольнонаемный, работает на строительстве. А письма писать он никогда не любил.

— Как будто вы не знаете Андрея!

Пожалуй, она права: сын не из робкого десятка.

— Мы договорились, что он будет писать мне каждую неделю, — продолжала Мария. — Я получила от него двадцать три письма. И вот уже три недели — ни строчки. Вадим Федорович, у меня плохое предчувствие: с Андреем что-то случилось. Я ходила в военкомат, но там сказали, что он не от них поехал. Вы, наверное, знаете, от какой организации его направили туда? Надо позвонить, написать… Надо что-то немедленно делать!

Голос ее прервался, послышались странные звуки, писк, щелчки. Вадим Федорович принялся успокаивать девушку, толковать, что виновата почта, у него нет никакого предчувствия. Наоборот, Андрей писал, что работа ему нравится, как журналист он много интересного там почерпнул. Написал две статьи в «Комсомольскую правду». Одну уже опубликовали…

— Я читала, — плача, ответила Мария.

— Вот что, Маша, — предложил он. — Приходите после шести вечера, мы обо всем поговорим. Запишите мой адрес.

— Я знаю.

Ему показалось, что она улыбнулась сквозь слезы.

— И не взвинчивайте себя понапрасну, — успокоил он. — Андрей — великолепно подготовленный человек и, я уверен, из любой переделки выйдет невредимым.

— Я приду, — сказала она и повесила трубку.

Вадим Федорович, сидя за письменным столом, глубоко задумался. Неужели и впрямь что-нибудь случилось с Андреем? Женщины тоньше и чувствительнее мужчин, особенно влюбленные… Ладно бы сын был военнослужащим, участвовал в боях с душманами, но он — шофер. И работает на мирном строительстве. Правда, там рядом проходит граница с Пакистаном, откуда просачивается в Афганистан вся эта нечисть…

Удивительный парень Андрей! Вадим Федорович сам был большим непоседой, за свою жизнь много поездил по стране, побывал за рубежом, в общем, на одном месте долго никогда не засиживался, а сын и того более. Почти дома и не живет. Что это — тяга к путешествиям или подспудное желание приобрести жизненный опыт? Наверное, жажда опыта, познание человеческих характеров, живое любопытство гонят его из города в дальние края. Вон, даже любимая девушка не удержала.