Джоди Пиколт - Девятнадцать минут

— Мне все равно.

— А мне — нет. Все твои действия отражаются на мне. А я должна защищать свою репутацию.

— Какую репутацию? Репутацию подлизы?

— Репутацию человека, которого не в чем упрекнуть ни в зале суда, ни за его пределами.

Джози склонила голову набок.

— А если я сделала что-нибудь плохое?

— Плохое? Насколько плохое?

— Ну, например, курила травку, — сказала Джози.

Мама замерла.

— Ты мне хочешь о чем-то рассказать, Джози?

— О Господи, мама. Я не курю травку. Это предположение.

— Понимаешь, ты сейчас перешла в среднюю школу и будешь общаться с ребятами, которые занимаются опасными вещами — или просто глупыми. Но я надеюсь, что ты будешь…

— …достаточно сильной, чтобы не поддаться этому влиянию, — закончила Джози ей в унисон. — Да. Я поняла. Ну а вдруг, мама? Если ты однажды придешь домой и увидишь, что я сижу на диване, глядя в одну точку. Ты меня сдашь?

— В смысле «сдам»?

— Вызовешь полицию. Отдашь им мой запас травки, — ухмыльнулась Джози.

— Нет, — ответила мама. — Я бы не заявила на тебя.

Раньше Джози думала, что, когда вырастет, будет похожа на маму — хрупкой, темноволосой, со светлыми глазами. В ее внешности была комбинация всех этих элементов, но, взрослея, она становилась похожей на совершенно другого человека, того, которого никогда не видела. На своего отца.

Ей было интересно, может ли ее отец — как и сама Джози — без труда запоминать изображения предметов и восстанавливать их в памяти, закрыв глаза. Ей было интересно, фальшивит ли ее отец, когда поет, и любит ли смотреть фильмы ужасов. Ей было интересно, были его брови ровными или изящно изогнутыми, как у мамы.

Ей было интересно, и точка.

— Если ты не сдашь меня только потому, что я твоя дочь, — сказала Джози, — тогда тебя нельзя назвать действительно честной, ведь так?

— Я бы вела себя как мать, а не как судья. — Мама перегнулась через стол и накрыла своей ладонью руку Джози. Это было странно, потому что ее мама не принадлежала к тем, кто любит физический контакт. — Джози, ты же знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться. Если тебе нужно с кем-то поговорить, я всегда готова тебя выслушать. У тебя не будет проблем с законом, независимо от того что ты мне расскажешь — не важно, касается это тебя или кого-то из твоих друзей.

Честно говоря, у Джози друзей почти не было. Был Питер которого она знала всю жизнь. И хотя Питер больше не приходил к ней домой, а она к нему, они все время ходили вместе в школе, и он был последним человеком, который мог бы совершить что-нибудь противозаконное. Она знала, что одной из причин, по которой некоторые девочки не хотели дружить с Джози, была ее дружба с Питером, но она говорила себе, что это не имеет значения. Ей не хотелось общаться с людьми, которые интересуются только сериалами, а заработанные деньги тратят на модную одежду. Иногда они представлялись настолько ненастоящими, что казалось, если ткнуть одну из них острым карандашом, она лопнет, как воздушный шарик.

Ну и что с того, что они с Питером непопулярны? Она всегда говорила Питеру, что это не имеет значения, возможно, уже и сама начала в это верить.

Джози выдернула свою руку из-под маминой и сделала вид, что полностью поглощена видом сливок в спаржевом супе. Со спаржевым супом была связана одна смешная история. Однажды они с Питером провели эксперимент, чтобы увидеть, сколько спаржевого супа нужно съесть, чтобы моча приобрела необычный запах. Понадобилось не больше двух ложек, честное слово.

— Перестань говорить своим голосом судьи, — сказала Джози.

— Каким голосом?

— Своим голосом судьи. Тем, которым ты отвечаешь на телефонные звонки. Или когда находишься в общественном месте. Как сейчас.

Мама нахмурилась.

— Глупости. Я говорю точно так же, как…

К столику плавно приблизился официант, словно ездил по ресторану на коньках.

— Простите за беспокойство… вам все нравится, Ваша честь?

Не замешкавшись ни на секунду, мама подняла лицо к официанту.

— Все чудесно, — сказала она, улыбаясь, пока он не ушел. Затем повернулась к Джози. — Я говорю точно так же, как обычно.

Джози посмотрела на нее, потом на спину официанта.

— Может, так оно и есть, — сказала она.

Еще одного парня в футбольной команде, который предпочел бы быть где угодно, только не здесь, звали Дерек Марковиц. Они познакомились, когда сидели на скамье запасных во время игры против Северного Хаверхилла.

— Кто заставил тебя играть? — спросил Дерек, и Питер ответил, что мама.

— И меня тоже, — признался Дерек. — Она врач по питанию и помешана на спорте.

За ужином Питер рассказывал родителям, что на тренировках все нормально. Он рассказывал о себе вымышленные истории, описывая спортивные трюки, которые сам он никогда не смог бы повторить. Он делал это для того, чтобы мама могла посмотреть на Джойи и сказать что-то вроде:

— Кажется, в нашей семье есть еще один спортсмен.

Когда они приходили поболеть за него, а Питер всю игру сидел на скамье запасных, он говорил, что тренер выпускает на поле только своих любимчиков, и в некотором смысле так оно и было.

Как и Питер, Дерек был практически наихудшим игроком в футбол на планете. У него была такая белая кожа, что его вены просвечивались, словно дороги на карте, а волосы такие светлые, что не сразу можно было догадаться, где у него брови. Теперь во время игр они сидели рядом на скамье запасных. Он нравился Питеру, потому что незаметно проносил шоколадные батончики на тренировку и ел их, когда тренер не видел, и потому что умел шутить. «Что может быть приятнее, чем прибить Дрю Джирарда к стенке гвоздями? Отрывать его». В какой-то момент Питер обнаружил, что с нетерпением ждет следующей тренировки, просто чтобы услышать, что расскажет Дерек, — хотя Питер опять начал переживать: нравится ли ему Дерек, потому что это Дерек, или потому, что Питер был геем. И тогда он садился немного дальше или обещал себе ни в коем случае ни разу не смотреть Дереку в глаза за всю тренировку, чтобы у того не возникли подозрения.

Однажды в пятницу после уроков они сидели на скамье и смотрели, как все остальные играют против Ривенделла. Все знали, что Стерлинг обыграет их с закрытыми глазами (хотя этого оказалось недостаточно, чтобы выпустить на поле Питера и Дерека во время игры в настоящей лиге). На последней минуте второго тайма счет становился просто унизительным — Стерлинг 24, Ривенделл 2, а Дерек рассказывал Питеру очередной анекдот.

— Почему в Люксембурге не любят играть в футбол? — спросил Дерек и ответил: — Очень неудобная игра: посильнее ударил по мячу, и за ним надо бежать то в Бельгию, то в Германию, а то и во Францию.

— Хорошая игра, — сказал тренер, поздравляя каждого игрока рукопожатием. — Хорошая игра. Хорошая игра.