Кэтрин Хайд - Пурпурное сердце

— Проснись, старик.

Он что, спит? Вся проблема в этом?

— Хорошо, — произносит он, с наигранным безразличием прислушиваясь к дрожи в собственном голосе. — И что же ему от меня нужно?

— Он хочет, чтобы ты нашел Эндрю. — Это имя проваливается в глубины его сознания, как человек проваливается в зыбучие пески. Чем отчаянней сражаешься с песком, тем быстрее тебя засасывает. — Должно быть, ты в самом деле как-то связан с этим парнем, иначе тебе не приснился бы тот сон.

Майкл с таким трудом проглатывает стоящий в горле ком, что не только чувствует это, но и слышит.

— Я не хочу иметь с этим дело. — Сейчас в нем борются две половины его самого. Одна сознает, что уже слишком поздно. Он по уши втянут в это дело. Но ему хочется остаться другой половиной, которая отказывается верить в реальность происходящего.

— Ладно, старик, я всего лишь пообещал, что передам тебе его послание.

— Больше не работай почтальоном, Деннис.

Не ответив, Деннис выходит из комнаты.

Майкл лежит не смыкая глаз часа три-четыре, в глубине души осознавая, что стоит ему заснуть, как передышке длиной в несколько недель придет конец. И конечно, он прав. Как только он, помимо собственной воли, погружается в сон, наваливается ночной кошмар.

Во сне он следует за четырьмя другими солдатами, продираясь сквозь высокую, в человеческий рост, траву. Ее стебли режут, словно тысячи пил-ножовок, оставляя рваные раны на лице, запястьях, руках.

Москиты жалят в шею, он безжалостно прихлопывает их. Холодный пот выступает на лице, потому что он знает, что москиты — переносчики малярии.

А вот он пробирается через болото, погрузившись по грудь в топкую жижу, держась за ремень впереди идущего солдата. Болото мерзко воняет; воняет весь остров. Дождь льет как из ведра, превращая сухую землю в чавкающую грязь. Чтобы продвинуться всего на несколько дюймов, требуются неимоверные усилия. Ноги быстро устают и подкашиваются от напряжения, но останавливаться нельзя.

Он видит маленькие, холодные, зеленые глазки крокодила и криком предупреждает об опасности. Первый в колонне солдат стреляет в хищника. Разъяренный раненый зверь набрасывается на парня, что в трех шагах от него. Тот вскрикивает, из него хлещет ярко-красная кровь, которая тут же смешивается с хлюпающей грязью.

Майкл просыпается и решает больше не спать. Он выдерживает почти сорок восемь часов. Никому еще не удавалось навсегда отказаться от сна.

Во сне Майкл видит себя бегущим ко входу в пещеру.

Он знает, что ему необходимо вернуться, но он не может. И не вернется.

Скажи что-нибудь, прокричи, думает он, выныривая на свет, который сразу ослепляет его.

Он открывает рот, но не произносит ни единого звука. Снаряд, выпущенный из миномета, проносится где-то рядом. Майкл просыпается на полу.

На этот раз ему удается продержаться без сна почти семьдесят два часа, после чего начинаются галлюцинации, что еще хуже.

Спустя три недели Деннис обнаруживает его на берегу ручья, в четверти мили от дома. Он находит его без труда, потому что Майкл играет на саксофоне. Музыка льется тихая и скорбная, хотя ее исполнение оставляет желать лучшего. Музыка тоже кажется измотанной и обескровленной.

— Устал играть в войну, старик?

— Что ты имеешь в виду? Почему ты заговорил о войне?

— Ты даже не представляешь, как ты орешь во сне. Никогда еще ты не был так плох, дружище. Почему ты не прекратишь сопротивляться? Я знаю, это покажется странным, даже жутким, но что может быть хуже того, что происходит сейчас?

Возможно, все дело в недосыпании, но Майкл чувствует, что стоит прислушаться к доводам приятеля.

Майкл кладет на колени спиритическую доску и пытается унять дрожь в руках.

— Будет лучше, если я найду Эндрю? — тихо спрашивает он.

Стрелка прыгает и указывает на слово.

ДА

— Но как, черт возьми, я буду его искать? Я даже не знаю его фамилии.

Ожившая под его пальцами стрелка выдает по буквам:

УИТТЕЙКЕР

Он останавливается, переводит дыхание. Здорово, думает он. Теперь наконец у меня есть имя. Реальное имя, возможно принадлежащее реальному человеку. Майклу кажется, что с этой минуты пути назад нет. Жаль, что не удалось прекратить все это раньше.

— Уверен, этих Эндрю Уиттейкеров пруд пруди, — говорит он в попытке найти аргумент для спора. — Как я узнаю, что нашел именно того, кто нужен?

ОН ЗНАЛ УОЛТЕРА КРОУЛИ

Это имя кажется смутно знакомым. Неужели и его он слышал во сне?

— Ты уверен, что Эндрю до сих пор жив?

ДА

— А если я найду его, что мне прикажешь с ним делать?

САМ УЗНАЕШЬ

— Отлично, сам узнаю. Вот это здорово.

Он откладывает доску в сторону, встает и стремительно выходит из комнаты. В животе слабость и пустота, как после тяжелой болезни. Он тут же падает в постель и засыпает на шестнадцать часов, теперь уже мирным сном.

Майкл просыпается поздним утром, одевается во вчерашнюю одежду и, не приняв душ и не побрившись, покидает дом.

Два с половиной часа он тратит на дорогу в библиотеку Санта-Барбары — ближайшую, где можно найти телефонные справочники каждого штата.

До закрытия библиотеки он успевает составить список, в котором фигурируют двадцать два Эндрю Уиттейкера.

Устроившись на ночлег в своем фургоне, он проваливается в глубокий сон без сновидений, просыпается отдохнувшим и вновь берется за выполнение своего задания.

Он до сих пор не брит, одет в уже позавчерашнюю одежду, и парочка библиотекарш начинает как-то странно коситься на него.

Несмотря на отсутствие помощи, он находит еще шестьдесят два адреса.

Мэри Энн просыпается в ожидании предвидения. Она еще не знает, что именно ей откроется, но острота чувства ее удивляет.

Пожалуй, ничего подобного она не испытывала с 1942 года.

С тех пор ее ясновидение проявлялось в мелочах. Скажем, если звонил телефон, она могла угадать, кто звонит. Иногда еще до первого звонка. Или когда они смотрят с Эндрю воскресный футбол, она еще до того, как футболист коснется мяча, понимает, что он пропустит передачу, и так оно и выходит.

Не то чтобы ее дар ясновидения с годами померк. Во всяком случае, она не пыталась убедить себя в этом. Просто ей стало казаться, что теперь он действует лишь по пустякам.

Впрочем, так бывает.

В последний раз ясновидение с особой силой проявлялось лишь в отношении Уолтера, и только его. Он не вернется, его убили, ему страшно, он умер.

Теперь, когда Уолтера вот уже сорок лет как не стало, трудно представить, что ее предчувствия вновь связаны с ним. Однако похоже, так оно и есть.

Она поднимается, пытаясь отогнать непрошеные мысли, развеять их, как сон. Ей предстоит работа в саду и по дому. Реальные дела, которые можно увидеть, потрогать, о которых можно поговорить. Ими и нужно заняться в первую очередь.